Шрифт:
Напоминания о вчерашних событиях по мере приближения к центру попадались все чаще. Воронки на проезжей части. Перебитые, обвисшие провода. Дома, темнеющие пустыми глазницами окон. Отбитые куски штукатурки, мазутные пятна, кирпичная крошка…
— Хотели на испуг взять! — возмущался Умар. — Думали, пройдет московский сценарий. Введут танки, окружат дворец, и будут молотить. А мы с крыш глазеть. Балбесы!.. Хватило ума сунуться танками. «Абхазцы» Шамиля отсекли пехоту. Танкисты, будто так и надо, поперли дальше…
Он засмеялся, небритые щеки затряслись. Нервный его смех был Руслану неприятен, лицо мертвого танкиста все еще было в памяти. Он ничего не сказал брату, но ощутил к нему странную неприязнь.
_________
«Абхазцы» — абхазский батальон Шамиля Басаева.
Казалось, с ним стоял не прежний Умар — весельчак, задира и хулиган, а совершенно незнакомый человек, очень похожий на брата — прожженный, жесткий, стрелявший в людей и возможно уже убивавший. Может и танкист, скорчившийся у ограды городского парка, его рук дело. И как он смог после минувшей бойни, пролив чью-то кровь, как ни в чем не бывало сесть за стол и спокойно прихлебывать суп?
— Вертолеты обстреливали не дворец, а высотку в квартале от нас. Зенитчики сбили один, захватили летчика. Верещит, собака: «Приказали уничтожить самое высокое здание в центре!»
Город вымер. Дороги пусты, на улицах патрули ополченцев.
Площадь Свободы, на которую вышли братья, заторена подбитой бронетехникой.
Два тягача, зацепив тросами подбитый танк, рывками волокли его прочь. Воздух пресыщен смрадом. Пахнет не только жженой резиной, но и мерзко, до тошноты, горелым человеческим мясом.
Руслан наткнулся глазами на источник зловония. Шагах в десяти от них лежала бесформенная обгорелая куча. Только железная, оттого и уцелевшая пряжка — почерневшая, испытанная огнем — беззвучно кричала: перед тобой прах еще вчера жившего человека!..
— Тут мы их и добили, — оскалился в усмешке Умар. — Кто сдался, выжил. Кто не успел… А пусть не лезут! — добавил он с ожесточением.
Они миновали громадную толпу, месяц митингующую на гранитных плитах перед дворцом. Поднявшись по ступеням, Умар обменялся рукопожатиями с пулеметчиком, охранявшим вход.
— Заходи, братишка.
Умар повел по мраморной, застеленной красной ковровой дорожкой, лестнице на четвертый этаж, обнялся с бородатым автоматчиком в залитом солнцем холле, свернул в коридор и толкнул прикрытую дверь.
— Пришли.
Руслану открылась просторная комната. Около окна стояли телевизионные прожектора, ослепляя сидевшего на стуле сгорбленного человека в рваной болоньевой куртке. Пальцы его подрагивали, сжимая вязаную шапочку. Неживые глаза слепо смотрели на столпившихся журналистов, губы плотно сжаты.
Репортеры навели камеры в измученное небритое лицо. Плюгавый мужичок, растолкав собравшихся, пробрался в первые ряды, щелкая фотоаппаратом.
Человек в куртке на движение вокруг не реагировал, сидел недвижно, как мумия.
— Представься! — приказал ему стоявший в стороне автоматчик.
Мужчина вздрогнул, словно получил удар хлыстом, и невнятно пробормотал:
— Капитан Григорьев.
— Громче! — автоматчик повысил голос.
— Капитан Григорьев!
— Из какой вы части? — поднес ближе микрофон парень в безрукавном ярко-красном пуховике. На шее его висела пластиковая карточка ПРЕССА.
— Танковый полк Гвардейской Кантемировской дивизии, — выдавил, преодолев внутреннее сопротивление, человек и уставился в пол.
— Как вы попали в Грозный? Вы наемник?
— Я капитан российской армии. — Он поднял на телевизионщика чугунный взгляд, просочив слова сквозь сжатые зубы. — Наемником никогда не был!
— Тогда каким образом вы попали в ряды оппозиции?
— Какие, к черту, ряды? Какая, на хрен, оппозиция? — Пленный едва не стонал. Поросшее рыжей щетиной лицо скривилось, скрипнули зубы. — Я шесть лет отдал армии. И оказался никому не нужным. Сокращение!.. А у меня двое детей, жена на восьмом месяце. Врачи сказали, роды будут сложными, нужны импортные лекарства. Командир предложил: «Хочешь, заработай. Нет — катись на все четыре…»
— Заработать? Это как?
— Технику… в смысле, танки, обслуживать на Кавказе. Мне ли выбирать? Понятное дело, согласился. Получил три «Лимона», почти до копейки дома отложил, и самолетом в Моздок.