— Эта опция всегда останется при вас, сударыня, — галантно развел руками Коровин.

С этого момента, хотя сдача продолжалась еще пять часов, сомнений в успехе уже не было.

— Знаете… — заказесса чуть задержалась на пороге, полуобернулась к Коровину, протянула в его сторону безупречную длань. — Вы молодец!

И не менее эффектно покинула Терем.

— Как вы это делаете, Коровин? — негромко поинтересовался Нил Зерович, вытирая испарину со лба.

Коровин пожал плечами:

— У нас, эргономистов, свои подходы…

Обычно Фортуна навещала Коровина по понедельникам. Когда в акте приемки работ появилась последняя подпись, он окончательно поверил, что в этот раз обошлось.

Коровину разрешили остаться в особняке до вечера — собрать вещи, то да се.

Стадо черных лимузинов, шурша гравием, неспешно побрело за ворота имения.

— Ничче так потусились, а, браза? — прокомментировал отъезд комиссии Терем.

— Браза. — Машинально повторил Коровин. — Исключить из лексикона. Предложить синонимы.

— Да ладно, браза, выдыхай! — дружелюбно посоветовал Терем. — Работа сдана, мир прекрасен, пренебреги мелочами. Заходи, я сделал красиво! Пойдем оттопыримся — как-никак прощальный вечер!

Коровин медленно обернулся.

Холл преобразился. Коровин готов был отдать параллельный кабель на отсечение: сто лучших дизайнеров и не предполагали, что атрибуты их изысканных интерьеров можно смешать столь кардинально.

Аскетичный квадратный стол времен покорения Америки лишился ножек и превратился в дастархан, заполненный фруктами, шипящими горшочками, частоколом островерхих бутылок. Разноцветные шифоновые занавеси украсили окна, воссоздав цветовую гамму ямайского флага. Подушки, расшитые лилиями и львами в стиле эпохи Луи Тринадцатого, были небрежно разбросаны по устлавшему пол персидскому ковру. Из глубины дома донеслись первые аккорды расхлябанной карибской гитары. С огромного, в полстены, постера загадочно улыбался Боб Марли.

— Настраиваюсь на волну твоего креатива! — нараспев произнес Терем. — Сразу за стол или дунешь сначала?

Коровин непонимающе уставился на самокрутку и зажигалку, возникшие на перилах крыльца:

— Ты где это взял?!

— Да твой непутевый брат-дизайнер… Нашел, короче, где нычки устраивать! Че ты напрягся? Джа разрешает и даже одобряет!

Коровин приложил ладонь ко лбу. Температуры не было.

— Да не парься, браза, — сказал дом, и Коровину показалось, что невидимая рука снисходительно похлопала его по плечу. — Ведь главное, это чтобы войны не было.

«А ведь и правда, — подумал Коровин, — главное — это чтобы не было войны!»

Курить он все-таки отказался.

Терем во все камеры уставился на запад. Коровин сел на крылечко. В миролюбивом молчании они вместе смотрели, как неотцифрованное солнце садится за далекий аналоговый горизонт.

Колин плюхнул последнюю из картонных коробок на свой стол в Институте дальней связи (группа слежения за инопланетянами). Он улыбнулся. Если верить Бингу, его новому коллеге, в названии ИДСГСзИ букв числилось больше, чем научных сотрудников. Впрочем, его появление здесь общей картины никак не изменило; он оказался единственным математиком в логове физиков.

Он бросил взгляд на свой книжный шкаф — пустой и унылый, похожий на заброшенный улей, — а потом по очереди вскрыл несколько коробок с книгами и заставил ими полторы полки. В одной из коробок он обнаружил свою дощечку с крестом Бригит [7] . Сбросив туфли, он взял дощечку, залез на стол и пристроил крест Бригит прямо над окном.

И тут зазвонил телефон. Колин опустился на колени и принялся шарить между коробок на столе, разыскивая трубку.

— Колин! — голос Бинга выдавал крайнее волнение. — Знаешь, кажется, мы кое-что приняли. Спускайся скорее, если можешь.

— Конечно, — отозвался Колин. — А куда?

— В лабораторию дальней связи.

Колин усмехнулся:

— И где же она все-таки находится?

— Ах, да! Этажом ниже. Триста вторая комната.

Через минуту Колин был на месте. Бинг Робинсон в обществе двух не знакомых ему сотрудников пристально вглядывался в большой компьютерный дисплей. Динамик издавал ровное гудение — будто неисправная флуоресцентная лампа. Гудение через определенные интервалы прерывалось тонким писком, похожим на чириканье зяблика. Хотя большая часть оборудования в этом зале была не знакома Колину, он заметил в сторонке старенький построчный принтер. Скрипя в такт чириканью, аппарат водопадом выбрасывал на пол длинную распечатку. С чего вдруг подобная древность очутилась в столь современной лаборатории, Колин понять не мог. Впрочем, лаборатория вокруг него как раз и не казалась суперсовременной.

Сцена, особенно этот машинный скрип, напомнила ему о том, как мальчишкой он навещал свою мать в госпитале. Выбросив из головы воспоминание, он шагнул вперед.

Бинг кивнул ему. Остальные тоже повернули головы — ненадолго, чтобы снова немедленно уткнуться взглядом в экран монитора. Бинг познакомил их. Катя Широва оказалась физиком-экспериментатором, а Невил Фокс — физиком-теоретиком. Оба ответили Колину сердечными улыбками, однако было ясно, что мысли их заняты совершенно другим.

Схватив со стола распечатку, Бинг сунул ее в руки Колину. На белом листе чернели ряды точек. Колин начал считать: