— Интересно, — продолжил Бинг неуверенно. — Значит… А не креационист ли ты?

— Ты хочешь спросить, верю ли я в то, что Бог сотворил Вселенную? Да, верю. Целиком и полностью. Без каких-либо сомнений.

— Как, должно быть, хорошо верить во что-либо, не зная сомнений, — проговорил Бинг едва ли не с завистью. — А я всю свою веру помещаю в науку.

— Существует много степеней креационизма, — сказал Колин едва ли не заученно: ему уже не раз приходилось беседовать на эту тему с учеными. — Я верю, что Бог творил Вселенную согласно законам, определенным наукой. В конце концов он ведь и сотворил науку.

— Но почему ты так уверен в этом? — принялся допытываться Бинг. — Потому что, подобно другим креационистам, считаешь, что глаз слишком сложен для того, чтобы образоваться путем эволюции?

Колин хохотнул:

— Эволюция глаза? При чем здесь это! Эволюция как таковая меня не касается. Но посмотри только вокруг себя. — Он широко повел рукой: — Все это доказывает существование Бога.

— Что именно? — В голосе Бинга звучал вызов, и он также обвел рукой комнату: — Твой стол, книжные полки? — Затем он кивнул в сторону окна: — Или ты имеешь в виду саму Землю, небо, цветы…

— К черту цветы! — рявкнул Колин. — Я ненавижу цветы. У меня на них аллергия. Я говорю о постоянной тонкой структуре, постоянной Планка, свойствах элементарных частиц и самое главное — о космологической постоянной.

— Для математика, — заметил Бинг с ехидцей, но уже не шутливой, а, скорее, саркастической, — физическим жаргоном ты владеешь просто превосходно.

Ощущая против воли накатившее раздражение, Колин продолжил:

— Если бы космологическая постоянная на ничтожно малую долю отличалась от установленного ей Богом значения, тогда и жизнь, и даже химия были бы невозможны.

— Ох, уж этот антропный принцип, — вздохнул Бинг, — утверждающий, что вероятность самопроизвольного возникновения обитаемой Вселенной равна нулю… говорящий, что только Бог мог создать такую невозможную Вселенную.

— Именно так, — убежденно кивнул Колин. — Другого логического решения быть не может.

— Ладно, — махнул рукой Бинг. — Можешь верить во что угодно, только не смешивай веру с наукой.

— Черт побери, это же и есть наука, — вспыхнул Колин. — Точно рассчитанное значение космологической постоянной. Случайно оно получиться не могло.

— Но тем не менее получилось. — Бинг уже едва сдерживал гнев.

— И каким же образом? — голос Колина сочился ядом. — Я весь превратился в слух.

— Прости, если обидел тебя, — смягчился Бинг. — Давай будем вести себя так, как подобает цивилизованным людям.

Колин скрипнул зубами, но все же решил не уступать Бингу первенства в проявлении христианского милосердия.

— Прости и ты меня, — проговорил он, натянуто улыбнувшись. — Увы, характерец у меня еще тот. Врожденный порок. — Колин понимал, как неискренне выглядит. Он не собирался рассказывать Бингу о том, что вера его пошатнулась, когда он лишился матери. Он бросил вызов Богу и потребовал, чтобы тот помог ему верить в Себя, но только годы спустя, когда Колин уже достаточно повзрослел, чтобы понять это, Бог пожаловал ему космологическую постоянную.

Выдержав небольшую паузу, он добавил:

— Ну ладно, слушаю твое объяснение, каким образом могла возникнуть наша Вселенная.

— Объяснение, собственно, не мое, — начал Бинг без прежней враждебности в голосе. — Оно связано с формулировкой Леонардом Зюскиндом теории струн. Еще несколько лет назад Зюскинд утверждал, что правомерны только пять или шесть возможных многообразий Калаби-Яо, являющихся решениями уравнений теории струн, описывающих Вселенную. Теперь считается, что решений имеется больше десяти в пятисотой степени — то есть больше гугола в пятой степени [9] . — Глаза Бинга едва ли не вспыхнули лихорадочным пылом. — И большинство этих решений действительно существует в качестве отдельных карманных вселенных в просторной Мегавселенной. Обширный ландшафт возможных решений — вселенных. И каждая из таких вселенных будет располагать собственным набором физических констант, отличным от всех остальных, и даже иметь различный набор развернутых пространственных измерений. Итак, благодаря наличию столь огромного числа вселенных некоторые из них случайным образом окажутся подходящими для нас. И мы находимся в одной из них.

— Ну-ну, — возразил Колин. — Будем серьезными людьми. Различное число измерений? Этот Зюскинд просто свихнулся.

— Ого! — воскликнул Бинг. — Значит, ты знаешь его, верно?

— И ты считаешь такой подход физическим? — спросил Колин. — Боже мой! Десять в пятисотой степени вселенных с различными физическими постоянными при разном количестве пространственных измерений?

— Насколько нам известно, все вселенные имеют десять измерений, — проговорил Бинг. — Или одиннадцать, если принять справедливость теории мембран. Однако некоторые из этих измерений упакованы, свернуты… они слишком компактны при величине 10– 33 сантиметра или около того.

— И что же это такое, упакованное пространственное измерение, скажи на милость? — вопросил Колин, уже не скрывая скепсиса. Во всяком случае, он был рад тому, что разговор ушел в сторону от теологи. Можно было не сомневаться: его собеседник испытывает аналогичные чувства.