– Джейсон, не бросай это в брата. Будь хорошим маленьким троллем и иди смотреть Губку Боба. – И затем он обратился к Уэсли. – Что я могу сделать для тебя, Уэс? Дать совет по поводу твоей любви? Или посоветовать что-то на тему улучшения твоей сексуальной формы и выносливости? Или что-то по поводу названия романа, который ты сейчас пишешь?

– Я не пишу роман и ты это знаешь, – отрезал Уэсли, – но я хочу поговорить о другом романе. Ты ведь знаешь всю нетленку, что накатал Хемингуэй, правда?

– Я люблю, когда ты так выражаешься.

– Так знаешь или нет?

– Конечно. Но не так хорошо, как ты. Это ведь ты у нас занимаешься американский литературой двадцатого века, а я погряз в тех дней, когда писатели носили парики, нюхали табак и говорили изысканными фразами вроде «Клянусь всем святым» и «Разрази меня гром». Так что ты хочешь?

– Как ты полагаешь, Хемингуэй писал беллетристику о собаках?

Дон обдумал это под крики другого ребенка.

– Уэс, ты в порядке? По голосу ты не в себе.

– Просто ответь на вопрос. Писал или нет?

ВЫБЕРИТЕ ДА ИЛИ НЕТ, – подумал Уэсли.

– Ладно, – сказал Дон, – навскидку, без консультации с моим компьютером, он такого не писал. Я помню, что как-то раз он написал о том, как партизаны во время правления Батисты забили до смерти его любимую дворняжку, хотя правда ли это? Ну, помнишь, это когда он был на Кубе. Он принял это как знак того, что они с Мэри должны уносить ноги во Флориду, и они побежали, сломя голову.

– Ты случайно не помнишь имя собаки?

– Думаю, что помню. Я бы перепроверил в Интернете, но мне кажется, что ее звали Кортлэнд. Яблоки такие, по-моему, есть.

– Спасибо, Дон. – Губы у него онемели. – Увидимся завтра.

– Уэс, ты уверен, что ты… ФРЭНКИ, ПОЛОЖИ НА МЕСТО!

Грохот.

– Черт. Я думаю, это был Делфт. Я должен идти, Уэс. Увидимся завтра.

– Пока.

Уэсли вернулся за кухонный стол. Он увидел, что на экране Кайндла появилась новая информация. Роман (или нечто вроде романа) под названием «Псы Кортлэнда» оказался полностью загружен откуда-то.

Откуда именно? Из другого плана реальности под названием Ур (или, возможно, УР) 7191974?

У Уэсли уже не было силы смеяться над этой идеей или гнать ее прочь. Но у него еще были силы подойти к холодильнику и взять пиво, которое ему действительно было нужно. Он открыл банку, опустошил ее наполовину в пять больших глотков и рыгнул. Сел, чувствуя себя немного лучше. Он выбрал на экране свою новую покупку ($7,50 это больно дешево за еще неопубликованного Хемингуэя, подумал он) и открыл титульный лист.

На следующей странице находилось посвящение: Сай и Марии, с любовью.

Ниже шел такой текст:

Кортлэнд верил, что жизнь человека была длиною в пять собак. Первой собакой была та, которая учила вас. Второй та, которую вы учили. Третья и четвертая те, которых вы сделали сами. Последней была та, что пережила вас. Это была зимняя собака. Зимняя собака Кортлэнда не имела имени. Он думал о ней только как о собаке, которая служила в качестве чучела…

Жидкость поднялась в горле Уэсли. Он побежал к раковине, наклонился над ней, в попытке удержать пиво. Затем его горло успокоилось, и вместо того, чтобы смыть водой то, что было в раковине, он набрал воду в пригоршню и плеснул воду на потную кожу. Стало лучше.

Затем он вернулся к Кайндл и уставился на него.

Кортлэнд верил, что жизнь человека была длиною в пять собак.

Где-то, в каком-то колледже, гораздо более амбициозном, чем Мур в Кентукки, работали компьютерные программы для чтения и определения писателей по их стилистическим приемам, которые были столь же уникальны, как отпечатки пальцев или снежинки. Уэсли смутно вспомнил, что эта компьютерная программа использовалась для определения анонимного автора романа «Исходные цвета»; программа, на протяжении многих часов или даже дней перебирала тысячи писателей и, в конце концов, вычислила журнального обозревателя по имени Джо Клейн, который впоследствии сознался в авторстве романа.

Уэсли подумал, что если бы загрузил «Псы Кортлэнда» в эту компьютерную программу, то в качестве автора она бы вычислила имя Эрнеста Хемингуэя. По правде говоря, он пришел к такому же заключению без всякого компьютера.

Он поднял Кайндл перед собой, его руки сильно тряслись.

– Что же ты такое? – спросил он.

Кайндл не ответил.

В подлинной ночной черноте души, – сказал Скот Фитцжеральд, – изо дня в день всегда три часа утра.