— Да, согласен. Согласен, бывают и хуже. А в тебе сейчас заговорила зависть. Не можешь спокойно смотреть на счастливых людей… да еще и молодых и красивых.

— Нет. Тут дело в другом…

— Давно хотел спросить тебя, зачем у тебя даже в сортире люстры?.. Странное представление о роскоши…

— Темноты боюсь. А так светло…

…В понедельник я самолетом вылетал в столицу нашей великой родины — Москву.

В аэропорту Алекс хмуро обнял меня на прощанье:

— Не сердись, старче, ты ведь знаешь, меня исправит только могила, — он улыбнулся вымученной улыбкой, и мне стало его жаль. — И потом, ты ведь отвлекся, развеялся немного… Мне тебя будет очень не хватать… Вот ты уезжаешь… Опять эта пустая жизнь.

— Со мной тебе было весело.

— А что? С тобой хоть поговорить можно…

— Ты бы побрился… свинья!

— Свиньи не бреются… Вот приеду к тебе в Москву, тогда и побреюсь. Примешь?

— За выпивку отвечаю.

— Девушки будут?

— Будут… Если привезешь с собой. Послушай, — вспомнил я, — в первый день, на вокзале, при встрече ты произнес какое-то непонятное изречение из Священного писания: кажется, что-то о сыне и дочери…

— "Исчезнувший во мраке да уведет во мрак ночной и дщерь свою, и сына своего…"? Это? Какое там Священное писание!.. Не знаю, пришло как-то на ум само собой, не знаю, как-то сдуру… А потом привязалось и запомнилось. Я много такого насочинял.

— Ты ведь знаешь, у меня есть дочь. И сын. Понимаешь, у меня есть дети, и мой долг…

— Что ты несешь?! Долг? Перед кем? — взвыл Алик. — Дети… Да у кого же их нет? Хорошенькое дело! Да если покопаться, у каждого найдется, что вспомнить… Если бы не незаконнорожденные дети, то людей на свете совсем бы не осталось. Успокой свою великодушную совесть, ты ни в чем не виноват. Господи, как трещит башка!.. Можно привыкнуть к чему угодно, только не к похмелью!

На том и распрощались. Из замечательного города цветов, фруктов и красивых девушек я увозил дрожащие черные точки перед глазами, потные подгибающиеся колени и еще большую, чем до приезда, неуверенность в завтрашнем дне.

…Сын. И дочь… Ах, грешен я, грешен! Наблудил в молодости, и от разных женщин… Молодость шальная моя… Где они, дети мои?..

Ну, допустим, не обманывал я их матерей. Чего не было — того не было. Не говорил красивых слов, не клялся, не обещал, не сулил, так сказать…

Случайные встречи, приведшие к рождению маленьких людей, к которым я никогда не испытывал отеческих чувств. Все это так, но с возрастом червяк сомнения рос, рос и вырос в удава! Запоздалое раскаяние? Наверно. Но кому оно, кроме меня, нужно…

Несколько лет назад, в пивной, я коротал время в одиночестве за столиком, уставленном пустыми пивными кружками и оскверненном яичной скорлупой и отходами от воблы.

Я уже подносил ко рту шестую кружку, когда ко мне без разрешения подсел слишком красивый, как я установил, недовольно скосив глаза в его сторону, молодой человек лет двадцати, который без предисловий выпалил:

— Здравствуйте, Андрей Андреевич, я ваш сын Петя.

Я поставил кружку рядом со скелетом воблы и вытаращил глаза. Вот так компот!

Только этого не хватало! Сын Петя! Я молча придвинул ему полную кружку и внимательно стал разглядывать претендента в сыновья. Кого-то он мне напоминал…

— Вы помните мою маму? В восьмидесятом году вы познакомились с девушкой…

Я кивнул. Очень может быть… Я тогда со многими знакомился. И в самых разнообразных местах. Даже в лифте, даже в библиотеке… Что поделаешь — такой уж я тогда был. Общительный.

— … девушку звали Надей…

Что ж, и это возможно. Я опять кивнул и пододвинул ему тарелку с воблой.

— …и через год родился я.

Я понял, кого он мне напоминал. Недавно я от нечего делать листал альбом со старыми фотографиями и нашел там групповой снимок студентов Академии художеств выпуска одна тысяча девятьсот какого-то там лохматого года. Там я третий слева во втором ряду. Этакий задумчивый, слишком красивый, молодой человек с чрезвычайно наглыми и ласковыми глазами…