Каледин Сергей
Шрифт:
Юрка успел еще пару раз черпануть суп, сунул в рот недоеденный бутерброд и встал.
— Изь, позвони мне! Я тебе книгу купил, как печки класть!
— Ага, — виновато сказал Изя, встал, чтобы проводить Юрку, но перехватил взгляд Людмилы Леонидовны и остановился. Тем более что Юрка жестом показал ему: не надо.
Габи шла быстрым шагом по дорожке. Юрка догнал ее.
— Не беги — упадешь!
— Теперь я хочу смотреть, как ты живешь! — вскинулась Габи. — Сейчас!
— Ну… — с усмешкой протянул Юрка. — Поедем. Только у меня не прибрано. Эх… Жалко, пожрать не поели.
— Твои чувства низки! Что ты думаешь все время жрать! — И вдруг, неожиданно прильнув к Юрке, она замерла. Постояла так несколько секунд.
Юрка, не зная, что делать, погладил ее по чуткой тонкой спине, по голове… Затем она так же резко оттолкнула его.
— Я хочу, что мы наконец уже едем.
В поезде Габи укачало, и она заснула на плече у Юрки. Было очень приятно чувствовать совсем рядом ее душистую легкую голову. На виске под загорелой отполированной кожей пульсировала голубая жилка.
5
Ну ладно, ладно тебе! — Михаил Васильевич заслонился от Коти, кинувшегося ему на грудь. — Не кормил небось? Я ему кашки овсяной приготовил из костей. Хрипуха твоя звонила. Я говорю, на дачу выехал… Еще тещенька. Справлялась, как живешь, что кушаешь? Наведаться обещала. И меня одним разом полечит. Свет включи.
Юрка нашарил выключатель, но лампочка перегорела. Юрка открыл дверь в комнату, включил свет. Тут только Михаил Васильевич углядел Габи. И несколько опешил. Потому что наговорил лишнего, а одет был недостаточно: под распахнутым тулупом синие китайские подштанники и такая же рубаха навыпуск.
Михаил Васильевич попятился, пытаясь запахнуться; на груди тулуп сошелся, а на животе не получалось.
— Прошу пардону, не приодет, не думал, что… барышня.
— Это не главное, — Габи улыбнулась, подошла к старику поближе. Здравствуйте. Я есть Габриэль. Из ГДР.
— Как, как?
Габи повторила свое имя.
— А-а-а, так это вы утром-то звонили? А я думал, кто ж так рано… Все больше к вечеру названивают…
— Ну, ладно, Михаил Васильевич, — перебил соседа Юрка.
— Так, так… — переводя взгляд с Юрки на Габи, забормотал Михаил Васильевич. — На отдых к нам или по службе?
— Журналистка она, — сказал Юрка, затягивая Габи в комнату. — В командировке.
Юркина комната неожиданно понравилась Габи. Понравилось, что квадратная, что с маленьким балкончиком на проспект Мира, который сегодня, к концу воскресенья, был тихий.
Из сыра и черствого хлеба Габи мгновенно приготовила в духовке вкусные крекеры. В сумочке у нее нашлись пакетики растворимого кофе. Она накрыла на журнальном столике и включила телевизор.
— Садись! — сказал Юрка и потянул ее на тахту.
Не глядя на него, Габи медленно приблизилась к стене.
— О, о!.. Вас ис дас?
На стене на видном месте зеленым фломастером было написано: «Я тебя очень, очень, очень люблю!»
— Кри-пу-ха?! Шшайсе! — прошипела Габи и трагическим движением опустилась в кресло.
Юрка уже знал, что это самое грубое у немцев слово, хотя в переводе на русский оно было довольно безобидное.
— Не сверкай очами, Габи, — пропел Юрка и погладил ее по голове. — Хочешь, я тебя в маковку поцелую? А это дело мы замажем. Это же просто так… наскальные надписи. Давай лучше покушаем.
— А старик? — Габи кивнула на дверь.
— Можно позвать. Михаил Васильевич!
На крик в комнату ворвался Котя.
— Найн! — Габи отпихнула его перепачканную овсянкой морду. — На-айн, майн клинер!
В открытую дверь постучал сосед.
Михаил Васильевич был в помятом костюме с галстуком. В руке он держал розовый графин.
— Наливочка вот, — он проковылял в комнату и поставил графин посреди столика. — Дружок у меня сам изготавливает. На даче фруктов вырастит и делает. А может, кашки желаете? На мясном бульоне.
— Данке. Спасибо. Я устала головой, забываю по-русски.
— Я тоже на память страдаю, — покивал ей старик и сказал сурово: — Ты ему морду умой лучше, чем газетой шоркать.
Юрка увел Котю в ванную.
— Я вот по-немецки все вспомнить хотел. На войне-то знал, а теперь… Михаил Васильевич развел руками. — Приятно было познакомиться, Габриэла?.. Как по батюшке? Отца как зовут?
— Мартин.
— Габриэла Мартыновна. Вы тут выпейте со свиданьицем, а я пойду: к вечеру мочи нет — ноги грызет. Ноги-то побитые.