поднялась наверх, но тотчас же вернулась назад.

— Твоего дяди нет.

Обе женщины посмотрели друг на друга.

Он и спать-то не ложился, — добавила Хеттерле. Ее по

дозрение начало переходить в уверенность. Карин, казалось,

также пыталась подавить в себе похожие мысли.

Я позвоню в полицию, — сказала она. — Другого выхода

у нас нет.

Хеттерле устало склонила голову. Уходя в зал, Карин почувствовала странную тяжесть в затылке. Она боялась. Казалось, опасность подстерегает ее повсюду. Торопливо набрала номер районного комиссариата полиции. Сообщив о случившемся, почувствовала облегчение. Затем она позвонила в институт и попросила Петера Ланцендорфа.

— Если можешь, приходи быстрее сюда. Случилось нечто

страшное...

В это мгновение нош ее подкосились, и она прислонилась к стене: посредине зала, в нескольких шагах от себя, Карин увидела неизвестного мужчину.

* * *

Ковалева бросила три кусочка сахара в чашку и, охая, села за письменный стол. Прошлой ночью она порядком устала, а прежних сил уже не было. Раньше такие вечера доставляли ей одно удовольствие. При воспоминании о прошлом ее охватывала грусть. Ночной бар в Берлине, потом жизнь в Париже. Не надо было совершать ошибки, выходить замуж за монсеньора Дуранда. Единственным выигрышем, доставшимся ей от этого супружества, было французское гражданство. Но год спустя после развода все пошло прахом: она заболела гриппом в тяжелой форме, а выйдя из больницы, уже была никому не нужна и рада была получить место консьержки в дамской уборной.

Это было самым горьким воспоминанием, даже еще более-горьким, чем -тот год тюрьмы, к которому ее приговорили в Лондоне во время войны. Возможно, не следовало тогда бежать в Англию, а надо было остаться в Париже, не боясь немецкой оккупации. Но, как ей казалось, в роковые минуты она всегда выбирала верный путь. Даже когда бежала из Крыма с остатками белых войск генерала Врангеля. Она была авантюристкой, а в дамской уборной редко что случается.

Сейчас она с наслаждением пила чай. Точно в половине восьмого в комнату с бумажным рулоном в руках вошел Вернер Фазольд.

— Приветствую вас, уважаемый мастер, « произнесла Кова-

82

лова тоном, выражавшим одновременно иронию и некоторое уважение. От подобного обращения Фазольд всегда чувствовал себя

неловко.

Я принес эскиз афиши, — сказал он. — Желаете посмот

реть?

Давайте-ка сюда, дорогой друг.

Вверху афиши — неестественно голубое небо, ниже — море С пенящимся прибоем, на переднем плане — песчаный пляж С двумя пальмами. Между пальмами — танцующая фигурка чернокожей девушки. Одеяние ее состояло из тропического цветка, украшавшего прическу, и тростниковой повязки вокруг бедер. Текст гласил: «К чему вам Гаваи, если есть Флорисдорф? Посетите Черкесский бар на Бертлгассе!»

—• Хорошо! — сказала Ковалова. — Очень хорошо! Но я хотела бы Флорисдорф заменить на Вену, на более известный город. Замените. Тогда мы сдадим афишу в печать. Хотите водки?

Фазольд покачал своей крупной головой и сел.

— Спасибо, с меня достаточно вчерашнего. Афиша вам дей

ствительно понравилась?

Я знаю, — ответила Ковалова, — чего желают мои клиен

ты: плоти. А эта плоть и предлагается на вашей афише.

Это как раз то, что требуется.

Но не мне, — сказал Фазольд.

Вам платят за это деньги.

Речь идет не о деньгах. Немного искусства не помешало

бы и здесь.

А разве его здесь нет? — спросила Ковалова. — У этой

малышки совсем неплохая фигура. Кого-то она мне напоминает.

Только вот кого? Ах да, Дору Фридеман. Дора, конечно, постар

ше, но это не помеха. Так, натурщицей у вас была Дора?

Фазольд побледнел.

— Она скорее бы выцарапала мне глаза.

— Ну, вчера я ничего подобного не почувствовала.

Ковалова вновь принялась рассматривать афишу. В тревоге

Фазольд закусил губу: не заметили ли чего-нибудь и другие?

Вы очень несмелы, Фазольд, — сказала Ковалова, подни

мая взгляд на него. — Некоторые женщины охотно идут на это.

Если бы вы вчера захотели, то смогли бы иметь целую дюжину.

А вы влачите одинокую жизнь в своей таинственной берлоге.

Собственно, каким образом вы добрались вчера домой? Пешком?

Здесь у причала была моя лодка, на ней я и переплыл

Старый Дунай.

Как романтично! Тогда вы определенно были не один.

Фазольд пожал плечами.

К сожалению, мне никого не удалось подхватить.

— Сказали бы мне. Я бы посодействовала. Да и ваш друг

Фридеман мог бы вам помочь.

— Он мне не друг.

Ковалова вскинула брови.