Шрифт:
— А когда случится явление Великих Старцев народу? — поинтересовалась Лика у стоявшего возле нее охранника.
— Через год, — ответил он без тени сомнения.
— Но ведь тогда, если ваш фокус удался, не поздоровится всем. И вам в том числе, — продолжала Лика.
— А нас здесь через неделю не будет. Господин Мамелюкин уже продал особняк и не собирается задерживаться в Питере, — сообщил белобрысый камуфляжник, явно не видя причин что-либо от нас скрывать.
Мне не понравилась его откровенность. Он что же, считает, что мы отсюда не выберемся и потому утечки информации не произойдет? Я начал оглядываться по сторонам, примериваясь, как нам все-таки исхитриться дать деру. И обнаружил, что второй охранник, дождавшись завершения церемонии, поспешил к Мамелюкину с докладом.
— Ради чего ты согласился помогать Мамелюкину, если знал, что он обратится к злобным богам? — продолжала допрашивать Лика белокурого охранника.
Я ожидал, что он скажет: ради денег — такой ответ был бы совершенно естествен, и был удивлен, когда недалекий на вид парень, пожав широченными плечами, промолвил:
— Добрые и злые боги — это условность в нашем бесконечно относительном мире. То, что вчера было добром, сегодня объявлено злом, а завтра, быть может, вновь…
— Но этот ваш Джон-мщу-за-всех призывал Старых Богов уничтожить Питер! Город с пятимиллионным населением! — выпалил я, изумляясь тому, как парень, не будучи полным кретином, мог помогать Мамелюкину в его безумной затее.
— Мало ли к чему он призывал, — все так же невозмутимо ответил охранник. — Великие Старые Боги сделают то, что сочтут нужным. Они используют открытие Врат между мирами в своих целях, никто не может указывать им, что делать. Неужели вы думаете, что Великие Цат оггуа, Йог-Сот от, Ньярлатот еп, Азат от, Й юггот, Алд онес, Т але и приходящий с ветром Итаква будут прислуживать Мамелюкину, как халдеи в кабаке?
— Но ведь он… — Лика умолкла, увидев приближавшегося к нам Игоря Евгеньевича.
— Отберите у нее фотоаппарат, — сипло проговорил он, и белобрысый протянул руку к оттягивавшему Ликино плечо «хасселю».
— Тогда уж сразу расстреляйте! — взвилась она. — Мне без него разве что на панель идти — с голоду сдохну!
— Можно и расстрелять, — бесцветным голосом согласился Мамелюкин, и я поразился тому, как осунулось и побледнело его лицо, сгорбилась фигура, обвисли плечи. — Но мелочиться — не в моем стиле. Без меня сгинешь. К тому же ты была Милиной подругой… — По лицу его прошла судорга, и он, кривя рот, спросил у охранников: — Может кто-нибудь стереть все, что она тут нащелкала?
— Я могу попробовать, — вызвался второй охранник — медведеподобный мужик лет тридцати — тридцати пяти.
— Ради бога, только поосторожнее! Там всего-то и надо нажать вот на эту кнопку и…
— Разберусь, — прервал Лику мужик с квадратной челюстью, широким лбом и щеткой ржаво-седых усов, принимая у нее «Хассельблад», стоимость которого равнялась четырем «матисам».
— Вы верите, что вызванные вами Великие Старцы действительно явятся в наш мир? — спросил я, все еще не в силах уяснить, псих передо мной или человеконенавистник, отыскавший способ расчесться с людьми за нанесенные ему реальные и мнимые обиды.
Господин Мамелюкин уставился на меня пустыми, тусклыми, как истертая монета, глазами и, отвечая скорее собственным мыслям, чем на мой вопрос, пробормотал:
— Лучше было бы вызывать Великих Старцев на арене какого-нибудь древнего колизея, пропитанного кровью. Но, если вдуматься, это место тоже имеет свои плюсы. На расположенном неподалеку Ораниенбаумском пятачке во время Второй мировой были убиты более двадцати тысяч солдат. Так что почва хорошо подготовлена и аура, по словам, Хасаара, соответствует…
— Готово, — доложил медведеобразный охранник, протягивая Лике ее бесценный «хассель».
Господин Мамелюкин помолчал, словно вспоминая, о чем идет речь, и, глядя куда-то мимо нас, приказал:
— Проводите их за ограду. Пусть убираются прочь.
— Игорь Евгеньевич!.. — начала Лика, но Мамелюкин уже отвернулся от нас и двинулся в дальний конец зала, к стоявшему возле органиста черному магу.
— Пошли. — Медведеобразный тронул меня за плечо, и мы двинулись прочь.
На улице было еще светло. Вечернее солнце вызолотило двор и стоящие на парковке машины, уподобив желто-алые клены гигантским языкам пламени. На нас пахнуло скошенной травой, влажной землей и бензином. Бодрящий ветерок освежил лица, а воздух, по-осеннему праздничный и прозрачный, заставил дышать полной грудью.
Охранники подвели нас к «матису». Белобрысый расстегнул сковывавшие нас наручники и протянул мне вместе с ключом:
— На память. Весьма разнообразят любовные игры. — И, обращаясь к Лике, добавил: — Уезжайте отсюда. Через год здесь будет нехорошо. Очень нехорошо.