В такие мгновения философия исчезает. Двадцать взрослых сгрудились вокруг младенца, умоляя богов о помощи. Я вспомнила, что лучшие заклинания для защиты детей есть у египтян, и послала Праксиною за Исидой. Она поворчала, но пошла.

Наконец — мне показалось, что прошла целая вечность, — появилась Исида в сверкающих складчатых одеяниях. Она прогнала всех из комнаты, завязала на куске холста семь узлов, повесила на шею девочке и забубнила:

Исида достала золотой шарик, сорок бусин, сердолик с изображением крокодила и руки и повторила заклинание еще раз и еще раз. Она положила бусины на тельце девочки. Потом возложила на нее руки и снова произнесла заклинание. Время замедлилось — оно ползло, как черепаха. Мы стояли и смотрели в изумлении — Клеида начала гулить и улыбаться. Я потрогала ее лобик. Он был прохладным. Болезнь прошла.

— Вот видишь, насколько беспомощны твои боги, — сказала Исида. — Более древние боги Египта все еще сильнее.

Я преклонила колени и поцеловала край ее одежд. А потом уснула с моей девочкой на руках, поклявшись никогда больше не расставаться с ней. Баюкая доченьку, вдыхая сладкий запах ее затылка и шейки, я обещала, что всегда буду любить ее и защищать. Исида и Алкей отошли на задний план, в моем сердце был только мой ребенок. Ночью я качала ее и пела ей песни. Когда наступил рассвет, у меня не осталось сил, но я ощущала умиротворение. Я поклялась, что, пока буду нужна своей дочери, моя жизнь будет принадлежать ей.

На следующее утро Исида прислала за мной.

— Скажи Исиде, что я не могу оставить ребенка.

— Исида говорит, она может взять обратно то, что дала, — сказал человек.

— Не ходи, — сказала Пракс. — Это пустая угроза. Она вернула девочке здоровье. Она не может забрать этот дар.

Но я не была в этом уверена. Сомнения раздирали мне душу. Должна ли я идти? Или остаться? Что, если Исида колдунья, которая может давать жизнь и забирать ее?

— Я скоро вернусь, — сказала я и, передав ребенка матери, понеслась в дом Исиды.

Там я обнаружила, что она прогнала всех клиентов, что она рвет и мечет.

— Любовь — вовсе не телячьи нежности, — сказала Исида и укусила меня в шею так, что пошла кровь. — Она свирепа, как хищный зверь. Я спасла твою дочь, а ты думаешь о любовниках. Кто этот Алкей? Ты собираешься бросить меня ради него? С кем ты еще спишь? Неужели даже здесь, в Сиракузах, у тебя кто-то есть?

— Нет, Исида, нет. У меня никого нет, кроме тебя. Алкей научил меня всему, что я знаю о поэзии. Мы еще не закончили наши дела.

— Ты в него влюблена!

— Вовсе нет…

— Я думаю, ты собираешься оставить меня и искать этого Алкея в Дельфах. Я слышала все, что ты говорила Киру!

— Ты сама сказала, что я должна отправиться в Египет, чтобы мои братья не обворовали меня.

— Тогда почему ты говорила о Дельфах с этим вульгарным лидийцем?

— Я никуда не еду. У меня здесь дочь — я нужна ей. А теперь я должна спешить к ребенку.

Я поднялась, чтобы идти, но Исида остановила меня.

— Сапфо, я знала любовь женщин и любовь мужчин… Я знаю: мужчинам нельзя доверять. Они думают только о своем превосходстве, своем владычестве, своем желании…

С этими словами она повалила меня на пол и овладела мной с мужским остервенением, снова и снова заставляя меня стонать от наслаждения с помощью позолоченного олисба, кусая мои груди, шею, половые губы, так что я истекала кровью и любовными соками. Я не знала, что одна женщина может взять другую силой, но она показала мне, что это возможно. Мне еще повезло, что она не замучила меня до смерти. Я побежала домой, одолеваемая желанием поскорее увидеть дочь.

Я не хочу рассказывать о том, что случилось после этого. Воспоминания об этом до сих пор отдаются болью в моем сердце. Когда я вернулась, ни ребенка, ни кормилиц не было. Как и моей матери. Они сели на корабль и отплыли на Лесбос. Моя мать оставила записку.