— Это необязательно, — ответил я, зная, чего это стоит принцу Янтаря. — Я остаюсь. Я думаю, что смогу помочь тебе.

— Хорошо! — он хлопнул меня по здоровому плечу.

— И я достану тебе войско, — добавил я. — Не беспокойся.

Войско я ему достал.

Я прошел по Тени и нашел расу мохнатых зверюг, темных, когтистых, клыкастых, благоразумных, как люди, и столь же умных, как первокурсники высшей школы — прошу у вас прощения, мальчики, — я хочу сказать, что они были так же верны, преданы, честны и так же обмануты ублюдками вроде меня и моего брата. Я чувствовал себя как перекаркавшаяся ворона. Около ста тысяч этих созданий поклонялись нам, вплоть до лобызания рук.

На Блейса это произвело впечатление, и он заткнулся. Где-то через неделю плечо мое выздоровело. Месяца через два мы имели наши четверть миллиона и даже более.

— Кэвин! Кэвин! Ты все тот же прежний Кэвин! — сказал Блейс, и мы выпили по этому поводу.

Но чувства мои были смутны. Нашим солдатам была уготована смерть. И виновен в этом — я. Я мучился своей подлостью, хотя прекрасно понимал разницу между Тенью и Сущностью. Но каждая смерть будет настоящей смертью — это я тоже понимал.

Несколько ночей провел я, раскладывая карты. В моей колоде были все Козыри. На одной из них был рисунок самого Янтаря, и я знал, что эта карта могла бы перенести меня обратно в город. На некоторых из оставшихся Козырей были наши умершие или пропавшие родственники. А на одном из них был Папа, но я быстро пролистал его. Он исчез.

Я долго всматривался в каждое лицо, прикидывая, чего можно ожидать от каждого из них. Несколько раз я раскладывал карты и каждый раз на них выпадало одно и то же.

Его имя было Кэйн.

Он был одет в зеленое и черное, в темной треугольной шляпе с зеленым плюмажем из перьев, свисающим на спину. За пояс был заткнут кинжал, в рукоять которого был вделан изумруд. Волосы у него были темными.

— Кэйн, — сказал я.

Через некоторое время пришел ответ.

— Кто? — спросил он.

— Кэвин, — сказал я.

— Кэвин? Это что — шутка?

— Нет.

— Чего ты хочешь?

— А что ты можешь предложить?

— Ты знаешь.

Его глаза дрогнули и взглянули на меня, но я упорно глядел на его руку у кинжала.

— Где ты? — спросил он.

— У Блейса.

— Ходили слухи, что ты недавно был в Янтаре, и я удивлялся бинтам на руке Эрика.

— Виновник перед тобой, — сказал я. — Твоя цена?

— Что ты имеешь в виду?

— Поговорим честно и о деле. Как ты думаешь, мы можем сделать Эрика?

— Нет. Именно потому я — с ним. И я не продам свою армаду, если ты вызвал меня для этого — а я думаю, для этого.

Я улыбнулся.

— Всезнающий брат, — ответил я. — Ну, что ж, мне было приятно поболтать с тобой. Может, свидимся в Янтаре.

Я стал поднимать руку, и он вскрикнул:

— Подожди.

— Зачем?

— Я так и не узнал твоего предложения.

— Нет, ты знаешь его, — ответил я. — Ты понял и не заинтересовался.

— Я не говорил этого. Но я знаю, на чьей стороне справедливость.

— Ты хочешь сказать — власть.

— Ладно, власть. Что ты можешь мне предложить?

Мы говорили около часа, после чего северные морские пути были открыты для меня и трех призрачных флотов Блейса, которые, пройдя их, получили бы подкрепление.

— Если ты проиграешь — трое в Янтаре лишатся голов, — сказал Кэйн.

— Но ведь ты так не думаешь?

— Нет. Я думаю, что либо ты, либо Блейс будете долго сидеть на троне. Меня вполне устроит служба победителю. Регентство мне тоже не повредит. Хотя мне очень хочется голову Рэндома, как часть нашего договора.

— Не пойдет, — сказал я. — Ты принимаешь, что услышал, либо — забудь все.

— Принимаю.

Я улыбнулся, закрыл карту ладонью, и он исчез.

Джерарда я оставил на следующий день. Кэйн меня вымотал.

Я повалился в кровать и уснул.

Джерард, узнав как обстоят дела, согласился не трогать нас. Может, потому, что попросил его именно я, — до сих пор он считал Эрика меньшим из существующих зол.

Я быстро договорился с ним, пообещав все, что он просил: ничьих голов ему не требовалось.

Затем я вновь провел смотр войскам и рассказал им о Янтаре. Как ни странно, но сдружились они неожиданно быстро — краснокожие громилы и маленькие волосатики.

Это было печально и это было правдой.