Это уже был удар ниже пояса. Ведь Маркову наверняка известно, что Маша росла без родителей. Ей было больно, что человек, мнением которого Андрон дорожит, обижает ее.

– Я переживаю за вас обоих, Машенька. Только этим объясняется мое желание помочь, подправить, объяснить.

– Вам недостаточно того, что Андрон сутками обсуждает с вами дела компании? Теперь вы хотите влезть и в его личную жизнь? – Маша вскипела от негодования. Она не собиралась проглатывать очередную порцию приторной лжи. Этот человек постоянно напоминает ей о том, что она в этом доме никто. Еще немного, и ее терпение лопнет. Она пожалуется Андрону. Вот тогда посмотрим, что запоет этот седовласый красавец!

– Андрон мне как сын. Я хочу ему только добра. И тебя прошу. Нет, требую: дома создай ему нормальные условия. Здесь он должен отдыхать, а не бороться с тобой за права и свободу.

– Это вас не касается.

– Касается, потому что от настроения и состояния Некрасова зависит все, что происходит на фирме. Лишняя нервотрепка ему ни к чему. Давай дружить, милая. Ты ведь умная девочка. Дура не смогла бы столько лет морочить голову Андрону.

– Мне это считать комплиментом? – Маша натянуто улыбнулась.

– Это по желанию.

– Ваша оценка моего вклада в душевное состояние Андрона Егоровича Некрасова меня совершенно не волнует!

– Напрасно. От меня тоже кое-что зависит. – Марков хищно улыбнулся.

– Как мы откровенны!

– Чего хочу и от тебя, Машенька. Я открыт как на ладони. Все, чего я хочу, – зеленый свет для наших общих с Андроном планов. Не мешай. Твое дело – крепкий тыл, жаркий секс. Он мало уделяет тебе внимания? Читай «Камасутру». Подарить?

– Это уже слишком.

– Ну, тебе виднее. – Марков пожал плечами. – У тебя столько компенсаций. Включи голову и живи полной жизнью, дыши полной грудью. Кстати, у тебя красивая грудь.

– А вот это совсем некстати! – Маша зарделась под пристальным похотливым взглядом Маркова.

– По-шу-тил, – пропел Леонид Игнатьевич. – Одним словом, мирись, мирись и больше не дерись. Каждый раз одно и то же. Мир в семье всего дороже.

– Мы помиримся и без вашей помощи.

– Согласен, но как скоро? Андрон напряжен, милочка. Ему нужна разрядка, ты понимаешь, чего лишаешь его?

– Он с вами слишком откровенен. – Маша была готова провалиться сквозь землю от стыда.

– Я же говорил, что Андрон мне как сын. Слушай, мне не трудно повторить. – Посуровевшее лицо Маркова заставило ее сердце замереть. Она прижала руку к груди. Еще немного, и Маша задохнется от негодования. – Давай дружить. Поверь, так будет лучше для всех.

– Вы хотели сказать – для вас.

– Красивые у тебя волосы… – Леонид Игнатьевич резко сменил тему. – И сама ты красивая. Красивая и умная девочка. Не говори лишнего и не веди себя как истеричка.

Каждый раз после таких разговоров Маша долго приходила в себя. Она страдала от унижения и невозможности поделиться с кем-то своими переживаниями. Андрону сказать боялась. Только в мыслях смело передавала ему суть очередного разговора с Марковым, а когда он интересовался, трусила и отвечала:

– Ничего интересного, Андрюша, очередной обмен любезностями.

Обычно Андрона устраивал такой ответ. Но внутри Маши бушевал океан страстей, силу которых знала лишь она сама. Винить некого. Подруг растеряла. Ни с одной из них она не виделась после выхода из интерната. Особенно когда нашлась ее квартира, между нею и девочками словно выросла стена. Поначалу они еще старались не потерять друг друга из виду, а потом разбрелись. Быть может, всем им, как и Маше, хотелось поскорее забыть годы, проведенные в интернате.

Она не любила вспоминать те времена. Было грустно, бедно, предсказуемо. Все мечтали о другой жизни, фантазировали, путали мечты с реальностью, заигрывались и уже не желали выходить из придуманной роли. Но никто не смеялся, не подшучивал зло. Девчонки-фантазерки – разношерстный, верящий в чудеса народ. Маша не многим отличалась от остальных. Быть может, читала чуть больше, фантазировала чуть меньше. А еще она не любила шумных компаний. Ее коробило от скабрезных шуточек. Маша слыла недотрогой. В отличие от большинства ее подруг, она не спешила расстаться с невинностью. Подчеркивая это, девчонки дали ей прозвище – божий одуванчик. Маша не обижалась. Глядя на себя в зеркало, она и видела этот растрепанный, беззащитный цветок: светлые вьющиеся волосы, непослушные и пышные, воздушный ореол из кудряшек – на самом деле словно головка одуванчика.

– Опять любуешься? – Соседки по комнате посмеивались над ее манерой подолгу смотреться в зеркало.

– Колдую, – отшучивалась Маша.

На самом деле в такие минуты она напряженно боролась с комплексами. Смотрела на свое отражение и внушала себе, что она красивая, удачливая, сильная и решительная. Маша считала, что именно этими качествами природа наделить ее не пожелала. Значит, нужно воспитать их самой. Ну, с решительностью и силой варианты были, а вот что поделать с этой худобой в сочетании с пышной грудью? Жуткое зрелище. Как смириться с этим маленьким вздернутым носом и копной бесцветных волос, которые она заплетала на ночь в тугую косу?