Кронштадт представлял собой не только базу военно-морского флота, но и крепость, предназначенную для обороны с моря. Многочисленные военные соооружения крепости (порт, доки, склады и т. п.) требовали значительных контингентов военнослужащих. Кроме того, в Кронштадте дислоцировался постоянный гарнизон из сухопутных частей. Зимой 1921 г. здесь находились: 560-й стрелковый полк, Кронштадтский отдельный стрелковый полк, сводный отряд, Отряд главного минного начальника, Отряд главного артиллерийского начальника, Рабоче-инженерный батальон, учебно-минный и учебно-артиллерийский отряды, минная школа, транспортный обоз, штрафная рота крепости, пожарная охрана, а также многочисленные транспортные, ремонтные, санитарные, хозяйственные и многие другие учреждения и подразделения. [198]

Кроме перечисленных (далеко не полностью) частей и подразделений в Кронштадте дислоцировались также многочисленные штабные учреждения. Помимо штаба крепости и политотдела с подведомственными ему частями (клубы и иные культурно-просветительные учреждения), здесь находились также особый отдел Балтфлота, ревтрибунал, партийная школа и т. д.

Общая численность корабельных команд, военных моряков береговых частей, вспомогательных подразделений, а также сухопутных войск, дислоцированных в Кронштадте и на фортах, составляла на 13 февраля 1921 г. 1455 командиров и 25 432 рядовых, всего, следовательно, 26 887 человек. [199]

Налицо был значительный некомплект личного состава и падение дисциплины. Некомплект этот, по данным на 28 февраля 1921 г., выражался следующим образом: [200]

Как видно, некомплект личного состава принимал катастрофические масштабы. Естественно, что в этих условиях командование всячески стремилось затормозить демобилизацию, тем более что подготовка специалистов для сложных мехайизмов боевого корабля или батареи требовала много времени. За январь — февраль 1921 г. было демобилизовано соответственно 601 и 545 матросов и красноармейцев Балтфлота и Кронштадтской крепости, в общей сложности 1146 человек. Это количество следует признать незначительным, учитывая, что фактическая численность личного состава названных подразделений составляла в среднем более 41 тыс. человек. [201]

Задержка с демобилизацией чрезвычайно нервировала моряков, особенно старослужащих; их настроение передавалось молодым матросам и новобранцам. Некомплект личного состава в частях и на кораблях приводил к дополнительным нагрузкам. Все это крайне отрицательно сказывалось на уровне дисциплины моряков.

Падение дисциплины на флоте выражалось прежде всего в дезертирстве. За январь — февраль 1921 г. из личного состава Балтфлота и Кронштадтской крепости дезертировало соответственно 222 и 452 военнослужащих, всего 674 человека. [202] Имелись случаи дезертирства даже среди командующего состава. Подобное явление сделалось в изучаемое время столь распространенным, что командиры и комиссары уже переставали смотреть на него как на чрезвычайное происшествие. [203]

Ослабление воинской дисциплины проявлялось и во многих других формах. Командование Балтийского флота и политотдел получали на этот счет многочисленные сигналы от командиров и политработников частей и кораблей, однако принятые меры пресечения оказывались недостаточны. Между тем сохранившиеся в ЦГАВМФ многочисленные донесения и сводки, направлявшиеся зимой 1920/21 г. в политотдел, буквально пестрят примерами нарушений дисциплины. Случаи прямого нарушения приказов были сравнительно редки, однако командиры и комиссары жаловались на пассивное, а порой и недобросовестное выполнение моряками их распоряжений. Иногда отмечались случаи воровства, картежной игры, самовольных отлучек. Многие моряки жили на частных квартирах — естественно, что это отдаляло их от воинских коллективов и также способствовало расшатыванию воинского порядка.

На флоте даблюдалось еще одно специфическое обстоятельство, которое отрицательно сказывалось на уровне дисциплины. За время гражданской войны в сухопутных войсках сложился новый офицерский состав — корпус красных командиров. Это были воспитанники советских военных училищ, рядовые солдаты старой армии, которые в условиях революции раскрыли свои таланты, члены партии, направленные на военную работу, рабочие и т. д.

В этот новый офицерский корпус Красной Армии влились и органически вошли многочисленные представители командного состава старой армии. В своем большинстве это были офицеры в небольших чинах, а по происхождению разночинцы, интеллигенты или представители трудовых слоев населения (здесь также имелись исключения, и совсем не единичные: достаточно вспомнить имена А. А. Брусилова, М. Д. Бонч-Бруевича, А. И. Егорова, С. С. Каменева, И. И. Вацетиса и др.).

Иное положение сложилось на флоте, в особенности на сильнейшем из русских и советских флотов — Балтийском (Черноморский флот и флотилия Северного Ледовитого океана почти целиком попали в руки белогвардейцев и интервентов или погибли). Здесь командный состав на кораблях, фортах, в базах и т. п. в преобладающем большинстве состоял из бывших офицеров. [204] Часть из них верно и преданно служила Советской власти, но другие, как показали, в частности, события кронштадтского мятежа, придерживались явно реставраторских настроений.

Надо учесть также, что в старом русском флоте офицерский корпус был замкнутой сословной кастой и рекрутировался из наиболее привилегированных сословий. Некоторая отчужденность в отношениях между матросами и командирами на флоте замечалась даже после окончания гражданской войны. Донесения в политотдел часто свидетельствовали об этом. Так, с линкора «Севастополь» доносили: «Комсостав не стремится к сближению с командой»; из штаба Кронштадтской крепости: «Отношение к Советской власти всего личного состава удовлетворительное, за исключением штаба крепости»; с эсминца «Капитан Изыльметьев»: «Настроение комсостава здорово подавленное… ни в чем не проявляют отношения к Советской власти». [205] Число подобных примеров можно без труда увеличить.