Как уже говорилось, главари мятежа не вняли советам своих «военспецов» и не решились перейти к наступатешлшм действиям на берегах Финского залива, они предпочли отсиживаться ва бетонными стенами фортов и за броней линейных кораблей. Однако из этого неверно было бы заключить, будто мятежники совсем не проявляли активности. Практически их активные действия свелись прежде всего к пропаганде с целью вызвать волнения в воинских частях и на промышленных предприятиях, В первых числах марта посланцы «ревкома» сравнительно легко проникали даже в Петроград. Но и позже, когда остров Котлин был с трех сторон окружен караулами советских войск, попытки перебросить на побережье разного рода «делегации» или одиночных агитаторов все же продолжались.

С другой стороны, мятежники всячески зазывали к себе тех, кто жаждал распространения «третьей революции». 6 марта радиостанция линкора «Петропавловск», обращаясь ко всем сторонникам мятежа, призывала их: «Вступайте в прочную связь с нами, требуйте пропуска в Кронштадт ваших беспартийных представителей…» [382] Никакие «беспартийные представители» в мятежную крепость, разумеется, не попали. Таким образом, планы и надежды «ревкома» не оправдались.

Засылкой агитаторов ведал «агитпроп» мятежников П. Перепелкин. Он обратился к гарнизону крепости с призывом «пропагандировать идеи «третьей революции» вне Кронштадта». [383] В качестве гарантии благонадежности такому добровольцу-агитатору надлежало иметь удостоверение от «ревтройки», которая заменяла законную администрацию в учреждениях и предприятиях во время мятежа. Нет точных сведений, кто именно и сколько нашлось охотников пропагандировать идеи мятежников, но сами главари «ревкома» оценили эту свою деятельность довольно пессимистически. Один из них, находясь уже за границей, рассказывал:

«…Кронштадт оказался отрезанным от всего мира. Ни к нам никто не приходил, ни посланные от нас обратно не возвращались. Мы послали с литературой на берег до 200 человек, но никто из них не вернулся. Много же народу отпустить из крепости мы не могли». [384]

Безусловно, что у заправил «третьей революции» были все основания сожалеть о том, что их посланцы обратно не возвращались. Блокада мятежной крепости сыграла огромную роль в деле локализации мятежа и его скорой ликвидации.

Какие же программные документы несли с собой мятежные пропагандисты? Прежде всего, как мы уже отмечали, известную «резолюцию» — самый характерный идеологический документ мятежников. Однако «ревком» успел составить еще один программный текст, являвшийся шагом вперед по пути антисоветизма. Речь идет об обращении кронштадтского «ревкома» к железнодорожникам. Документ датирован 9 марта; содержание его таково, что председатель Петроградской губчека Н. П. Комаров на пленуме Петросовета даже выразил сомнение, не является ли это фальшивкой, выпущенной от имени «ревкома» белогвардейцами, настолько сильно отдавал он антисоветизмом. [385] Однако сомнения Комарова были безосновательны. Документ и в самом деле был составлен мятежными кронштадтцами.

Мишенью пропаганды не случайно, видимо, оказались избраны именно рабочие и служащие железных дорог. В условиях хозяйственной разрухи и транспортного кризиса любая «волынка» на железных дорогах привела бы к экономической катастрофе Советского государства. В подобных условиях борьба с мелкобуржуазной контрреволюцией до крайности осложнилась бы. Было еще одно обстоятельство, которое, видимо, также учитывалось мятежным штабом: именно в системе железнодорожного транспорта к началу 1921 г. особенно резко сказались порочные методы авторитарного троцкистского руководства, пренебрежения к роли партии, подавления самодеятельности масс. Это вызвало: недовольство трудящихся-железнодорожников, атмосфера в этой отрасли народного хозяйства была достаточно накалена.

В политическом плане новый программный документ мятежников наряду с уже знакомым лозунгом «Власть Советам, а не партиям» выдвигал ряд новых положений в сравнении с «резолюцией». В первом параграфе значилось: «Избирательное право для всех равное — для рабочего и крестьянина…» [386] При внешнем демократизме подобного лозунга практическое его осуществление подрывало бы диктатуру пролетариата — основу советской государственности. В пору ожесточенной классовой борьбы уравнение в социально-правовом смысле пролетариата со всеми слоями крестьянства, как хотели того мелкобуржуазные идеологи, на практике означало бы гибель Советской власти. Выступая против партии коммунистов, кронштадтские мятежники, естественно, соскользнули на путь борьбы с пролетарской диктатурой, то есть со всей сложившейся системой советской государственности. Это свойство мятежа ясно и четко выразил В. И. Ленин, выступая на X съезде партии:

«Тут проявилась стихия мелкобуржуазная, анархическая, с лозунгами свободной торговли и всегда направленная против диктатуры пролетариата». [387]

Далее в обращении шли иные требования политического характера, также «углублявшие» известную «резолюцию». Вот наиболее характерные из них: «Отмена смертной казни… Закрытие ЧК, оставление лишь уголовной полиции и судов. Свобода перехода на работу с одного учреждения на другое» и т. п. Социальная суть этих требований опять-таки очевидна. Ясно, кому было выгодно «закрытие ЧК» и «отмена смертной казни» в то время, когда гражданская война еще кое-где продолжалась и при известных условиях могла обостриться вновь (примером чему и служил сам кронштадтский мятеж!).

Столь же очевидным по своей классовой направленности был и экономический аспект обращения:

«Право рабочим вести непосредственный товарообмен с крестьянами… Свобода закупок товаров за границей рабочими кооперациями, чтобы избежать посредничества правительственных спекулянтов, наживающих миллионы на рабочем поту. Для этого оплата рабочим заработка золотом, а не бумажным хламом».

На практике подобные преобразования могли привести только к одному результату: реставрации капитализма.