— И что я должна увидеть? — Прищурившись, она подняла руки ладонями вверх. — На что мне смотреть?

— Не увидеть. — Взгляд его янтарных глаз не дрогнул, а просто медленно опустился к ее губам. — Открыть. — Его голос снова понизился, в нем зазвучали более серьезные нотки.

Мэдлин почувствовала, как ее губы начали пульсировать, ощутила проходящее сквозь них собственное дыхание и поняла, что не может не спросить:

— Что? Что открыть?

Ей ответили небеса. В темноте прогремел глухой раскат грома, а вслед за ним яркая вспышка молнии рассекла небо. За первой вспышкой последовали другие, загоравшиеся за пеленой мятущихся облаков и демонстрировавшие мощь природы.

Падавший на лицо Джарвиса свет высвечивал каждую высеченную резцом складку, каждую твердую, как скала, выпуклость. Джарвис придвинулся еще ближе, как бы честно предупреждая ее, а потом, подняв большие руки, взял в ладони ее лицо и поднял его к себе.

— Вот это.

Его слова стрелой пронеслись у Мэдлин в голове, непонятные и манящие.

Джарвис слегка наклонил голову; Мэдлин была такой высокой, что ему не пришлось слишком сильно наклоняться, чтобы его губы оказались возле ее губ.

Она втянула воздух и задержала его, чувствуя, как напряглись и дрожат все ее мускулы, а Джарвис поймал ее взгляд и не отпускал его.

— Не сопротивляйтесь. — Это было предупреждение. — И не пытайтесь убежать. — Он опустил ресницы и придвинулся на дюйм, еще остававшийся между их губами. — Не пытайтесь сделать вид, что не хотите узнать.

Последнее слово было искушением, шепот, коснувшийся ее губ, обещанием — тем самым, которое Джарвис незамедлительно выполнил.

Его губы прижались к ее губам, но не с нежной лаской, а настоящим поцелуем — тем, которого Мэдлин ждала всю свою жизнь, или так ей показалось.

Не успев ни о чем подумать, Мэдлин ответила на его поцелуй и двинулась к Джарвису в ту самую секунду, когда он убрал руки от ее лица и потянулся к ней.

Через мгновение она была у Джарвиса в объятиях и прижималась к нему. Она раскрыла губы навстречу его жестким, требовательным губам, но не для того, чтобы потворствовать ему, а чтобы узнать, увидеть, открыть — но что именно, Мэдлин себе не представляла.

Она ощущала тепло, тепло, исходившее от него, и то, которое возникло внутри ее — не огонь, не настоящее пламя, а тепло, каждая частица которого была стихийной, потенциально мощной и такой же осязаемой, как твердая мускулистая грудь у нее под руками.

Оказавшись рядом с Джарвисом, Мэдлин обмякла, но не потому, что была безвольной, беспомощной, а потому, что ей хотелось быть такой.

Его тепло слилось с ее теплом и затопило их обоих.

Когда язык Джарвиса, пробежав по ее нижней губе, проскользнул к ней в рот и дотронулся до ее языка, Мэдлин вздрогнула, опустилась еще ниже, вцепилась руками в сюртук Джарвиса, поощряя его, и он не стал медлить.

По ее мнению, сила, окружившая ее, была более мощной, чем мог дать какой-нибудь из немногих известных Мэдлин наркотиков. Ей показалось, что окружающий мир полностью исчез, когда Джарвис заключил ее в объятия и поцеловал так, словно для него она была не просто наркотиком, а глотком жизни.

Джарвис повернул голову, его поцелуй стал крепче — более настойчивым, неконтролируемым и ненасытным. И он, и она старались удовлетворить голод друг друга, который лишь становился острее и с каждым биением сердец поднимался вверх по спирали, усиливаясь и выходя из-под контроля — пока не прорвался наружу, жадный, неуправляемый, алчный.

У Джарвиса не осталось иных мыслей. В тот момент, когда Мэдлин шагнула к нему в объятия, когда его руки сомкнулись вокруг нее, а она подставила ему свои губы, он переступил через какую-то границу — в мир, где правит желание.

Но не то простое желание, которое ему было знакомо. Жар был знакомым, но каждое прикосновение было более волнующим, более ярким, каждое ощущение более острым, более глубоким, более сильным — просто абсолютно непреодолимым, бесконечно заманчивым.

Ему требовалось больше — и все, что он просил, Мэдлин ему давала, подчинялась ему.

Ее рот и губы принадлежали ему, ее тело, мягкое и соблазнительное, наполняло его руки.

Кр-р-р-ах!

Они оба вздрогнули и смущенно взглянули друг на друга, когда к ним вернулся разум и мир снова встал на свое место.

Зигзаг молнии прорезал небо сверху вниз, и по террасе пронесся порыв ветра, кружа листья, сорванные с соседних деревьев.

— Мэдлин? Джарвис? Вы здесь?

Лорд Портлевен, стоя на пороге открытой раздвижной двери, смотрел на террасу, но темнота их скрывала.