Исподлобья Рфуч все еще недоверчиво прощупывал взором вожака клана. На языке воина сторожевого патруля крутились испытующие вопросы и Рфуч, набравшись храбрости, незамедлительно к ним приступил.

— В клане все хорошо, семир, — Рфуч пододвинулся к Ийлюту на лишний шаг и тихо, но чтоб услышали все, спросил: — а где соплеменники, Аршит? Где Гилай? Рукс? Кришт? Кафур? Лиайз?

— Ирзан, — добавил сквозь зубы вождь клана и презрительно сплюнул в песок. — Мертвы! Видит святой Шиарр, мертвы! Мертвее не бывают.

— На вас напали люди? Ограбили?

— Ограбили? Х-хе, кто это посмел бы ограбить Ийлюта? Деньги на месте. — Щурясь в клыкастой улыбочке, поведал Аршит, его лапа метнулась за пазуху и извлекла на солнце увесистый, кожаный мешочек. — Золото, Рфуч! Хамширское золото!

Глазища стражников загорелись и заблестели в лучах яркого и золотистого солнца. Богатство! Семир раздобыл для клана золото. Теперь племя не вымрет от голода и жажды. Можно вдосталь накупить еды и воды.

— Покажи, — едва ли не по слогам попросил жаднючий Хумс, и со всех сторон потянулись одобрительные хрипы. Алчность забурлила в крови харзов, они ослепленные блеском "рыжего" металла были готовы на все.

И семир вовсю раскусил их завистливые, страждущие к наживе потуги. Собаки! Бешеные спарги! Готовые ради денег на любое преступление. Рфуч их не остановит, если перед глазенками воинов заблестит благородный металл, а напротив рискнут захватить мешочек силой, а изрубленное, окровавленное тело семира оставят среди барханов, на милость пустынной живности. Там, где погибли спутники Аршита, останется сам семир, погубивший ради хамширского золота и клятвы джину шестеро приверженных бойцов.

На потрескавшихся губах семира заиграла лукавая, вкрадчивая, саркастическая улыбочка, он отчетливо прочитал желания стражей и теперь планировал сыграть на эмоциях.

— Мы доставили товар в оазис Рульш, и человечишка уплатил нам двести монет. Двести хамширских монет! — он подбросил мешочек на ладони, тот, позвякивая, словно пел в полете. — Уже на пути, в трех днях от Рхута нас настигла песчаная буря, а вместе с нею и несчастье.

К его набирающему тембр голосу стали жадно прислушиваться и на кошель заворожено пялился лишь околдованный звоном Хумс, остальные странники хмуро, помалкивая, внимали его рассказ.

— Посланник Шиарра явился ко мне! Он забрал души и мерзенные оболочки неверных: Лиайза, Гилая, Рукса, Кришта, Кафура и Ирзана — унес в чужбину вечного мрака. Отдав их силы, храбрость и выносливость мне. Я брел к границе Рхута три дня и три ночи. Спарги, скорпионы, змеи и мантикоры преследовали меня по ночам, выслеживали даже днем, но святому Шиарру было угодно, чтобы я по велению всевышнего выжил. Выжил ради великой цели, слуги мои! — теперь на него пялились все и в том числе одурманенный жаждой Хумс. — Дети мои! Воины мои! Вы пойдете за мной по повелению Шиарра ибо воля его такова… Через десять седьмиц сам всевышний будет ждать меня на хребте Нольда, за то дарованное им благословение и время, я должен собрать войско и привести его к горному хребту. Там мы получим священную ключевую миссию и… — Аршит высыпал на ладонь горсть "желтых" кругляшков: — золото. Много золота! Народ странников больше не будет страдать и голодать. Мы будем жить не хуже людей. Не хуже агрессоров юга, захвативших наши земли и искоренивших нас в пустыню. Покоритесь воины ради свободы народа! Покорись Рфуч! Покорись Балайз!

Магия Аршита захватила их души и сердца, они истуканами внимали колдовскую речь.

— Слушаемся и… — последние крохи сомнений и борьбы таяли, — повинуемся.

— Что угодно сделать, семир?

Аршит благодарно и величаво стал распоряжаться:

— Ты — Рфуч, поспешишь в Хафат, сообщишь весть всем племенам, что заселили те земли, пускай спешат в Нольд. Ты Балайз — в Илай-бат. Ты Уймос — летишь в Ширру, поведешь тех странников к хребту. А ты, Лугум, мчишь к семиру Улюну, уговоришь его и его племя вовремя прибыть на место ставки. И вот, — вождь дал каждому страннику по три золотых монеты, — это уговорит и растопит сердца маловерных и строптивых. Мчите! Не медлите!

Заколдованными куклами они взлетели в седла и разворачивали беснующих гипаа в четыре разные стороны, не смея ослушаться приказов своенравного вождя. В глазах горели огнем перемены и блеск полученных денег.

— Спешите! — Аршит проводил их взорами. — Хумс, дай еще воды!

Хумс дрожащей лапой протянул запасную флягу Ийлюту, тот бесцеремонно вырвал ее из слабых ладоней и вновь с жадностью припал к горлышку. Вместе с Ийлютом и Хумсом на бархане остались двое странников, и их растревоженные и нервные гипаа.

Семир обернулся к одному из воинов.

— У тебя еще вода есть?

— Да мой, семир, — стушевался странник.

— Молодец. До Рхута должен дотянуть. Закаляй веру, сынок в Шиарра. И не переставай молиться! — Аршит в два резвых прыжка оказался в седле топчущего на месте гипаа, поелозил в прогретом до накала седле и шлепнул зверя между ух.

— Хумс и ты, дружок, кажись Кулан, если не ошибаюсь?.. Прыгайте поживее в седло! Нам надо спешить.

— А я? — растеряно затянул последний харз, оставшийся без скакуна.

— Молись и береги силы. Твой гипаа послужит на верность Шиарру! Береги силы, сынок. — Аршит зыркнул на солнце. — До ночи доберешься до оазиса, там тебе навстречу выйдет отряд… береги себя.

Они сорвались с бархана в стремительный галоп.

Ручейки песка потянулись вслед им.

Обескураженный воин лишь изумлено разевал пасть, позабыв надеть на морду маску. Ну и дела!

Когда судьба целого народа набирала вираж, на слабых и неподъемных, мало кто обращал внимания. Идеи и мотивы великих перемен крутили разумными игроками, как фигурами на шахматной доске и такими пешками, малодушными и малознающими на манер растерянного воина, разменивались не задумываясь, бросая в горнило боя и тратя ихними жизнями для блага сотен и тысяч душ.