– Два, - любезно исправилась я, и услышала, как в трубке на том конце провода кто-то прищелкнул языком.

– Чувствую, вы развлекаетесь, - проговорила удивленно Самюель, видимо ожидая худшего.

– Еще как! Я уже собиралась заковывать его в наручники и идти искать свою любимую кожаную маску с молнией на месте рта - он просто достал меня пошлыми анекдотами, - мрачно пошутила я, и услышала рокочущий смех Калеба, который он пытался скрыть.

– Не смешно, - проворчала Самюель, и где-то на заднем плане возмутился Терцо, чтобы я, как леди, не забывала о хороших манерах.
– Хорошо, старайся ехать завтра аккуратно на дорогах, в Лутоне особенно, ты еще не привыкла к левостороннему движению. И помни, что мы скучаем.

Я тяжело вздохнула, потому что не скучала - прекрасное тело, расположившееся рядом, не давало мне нормально дышать, не то, что думать о ком-либо еще.

– Передавай привет Калебу.

– Угу, - угрюмо буркнула я и положила трубку. Еще чего, никакого привета, а вот выставить его за двери - это с удовольствием. Несколько раз вдохнув и выдохнув, я открыла глаза. Калеб улыбался так, будто понял, о чем я думаю.

Я посмотрела на часы, на силу отведя взгляд в сторону. 10.00.

– Я ложусь спать, - заявила я.

– Не сомневался, - весело отозвался Калеб, и от его улыбки мое сердце дрогнуло. Он казался просто неотразимым, когда улыбался вот так, как сейчас, по-мальчишески. Казалось, я могла увидеть того человека, каким он был, без надменности, без муляжа. В любом случае, чересчур прекрасный, чтобы даже в мечтах считать его своим.

– И?

– Что и?
– непонимающе пожал плечами Калеб.

– "И" - это тонкий намек, что тебе пора домой, - медленно, словно ребенку, объяснила я свою воинственную позу.

– А Самюель тебе ничего не сказала?

Почему Калеб выглядит так виновато?
– было первым, что подумала я. Пока, конечно же, до меня не дошло, почему Самюель боялась, не ссоримся ли мы с Калебом. Просто он оставался на ночь стеречь меня.

Но я даже не разозлилась, подсознательно ожидая этого. Только представить себе, что я смогу спокойно заснуть, когда где-то в доме будет он, я не могла. Так же, как не могла смотреть на него, боясь увидеть непонимание или издевки, и молча направилась к лестнице. Мысль закурить преследовала меня целый день, и я, как никогда за эту неделю, была близка к этому.

Я поднималась наверх, чувствуя спиной взгляд Калеба, и он прожигал меня насквозь. Залетев в свою комнату, я принялась лихорадочно искать пачку сигарет, запрятанную в еще не распакованных коробках, до которых у меня не доходили руки. В них была одежда, совершенно новая, но в которую я точно сейчас не влезала. Мои книги и диски с музыкой, старые альбомы с уроков рисования и сотни фотографий. Оказалась, что вся моя жизнь в Чикаго, поместилась в четырех ящиках. Как странно, но я почувствовала, что вовсе не жалею о ней - жизнь здесь казалась мне намного интересней.

Горестно усевшись на подоконнике, я раскрыла окно, надеясь, что Калеб не примет это за звуки побега и не ворвется в мою спальню. Я прикурила от старой зажигалки, подаренной кем-то из бывших друзей, и с наслаждением затянулась. Казалось, меня должно было замутить от одного запаха, но наоборот, все мое существо радовалось, чему-то такому запретному, о чем никто не знает. Здесь и сейчас не было моей беременности, родителей и точно не было Калеба. Мой мозг взял передышку и запретил мне думать о нем. Для полного счастья не хватало кружечки глинтвейна, которого я так любила.

Снизу не доносилось ни звука. Спрятав сигареты назад, я пошла в ванну, желая избавиться от Его невидимого присутствия, что незримо следовало со мной. Именно там я могла отдохнуть и расслабиться. Понежившись в горячей воде, я наконец-то решилась выйти, думая о том, что придется спуститься вниз и пожелать Калебу доброй ночи. Не смотря на то, что мои родители не спали в таком понятие, как спят люди, таковым был наш ритуал - они не желали лишать меня простых человеческих радостей, столь привычных в обычных семьях.

Но далеко ходить не пришлось. Калеб сидел на верхушке лестничного пролета

– Думал, ты утонула, - недовольно заговорил он.

– Неправда, ты прекрасно слышал, как бьется мое сердце, - отрезала я, чтобы не поддаваться чувству вины, за то, что веду себя с ним грубо. Кажется, одной сигареты было мало, мне вновь захотелось курить, когда я увидела его фигуру, сидящую в такой позе, будто из рекламы одежды. Так даже нашу лестницу можно было продать. Целиком.

– И не одно твое, - не смущаясь, добавил он, отчего смутилась почему-то я, устыдившись своей беременности. Какой же толстой и гадкой я себе сейчас казалась, ужасной, космической темнотой рядом с далекой, яркой, недоступной звездой по имени Калеб.