Нашлось несколько заядлых лошадников.

— Лошади для конной секции у нас есть, только их обучить нужно. Согласны?

Со следующего дня работа закипела. Заминка произошла с силосной башней. Все детали были налицо, а вот рабочих чертежей в хозяйстве не было. Позвонили на базу, где получали детали. Оказалось, что чертежи посылает другое ведомство. Пришлось ехать в Москву.

В общем, через две недели приехал завуч, а заодно с ним и директор техникума (раньше он был в отпуску). Выражение их лиц напоминало купцов из «Сказки о царе Салтане». Работа на этих трех объектах была закончена, а студенты, все теперь увлекшись конным спортом, по очереди рысили на «декоративных» лошадях.

К этому времени из Тулы пришла бумага с напоминанием, что хозяйство второй год не выполняет план по сдаче мяса. Ярославки — порода молочная, плана по мясу на них не натянешь, а вот у частников были, в основном, симменталы, более крупные, но с меньшим удоем. Я и предложил работникам совхоза:

— Кто хочет обменять свою корову на более удойную? Основное условие — чтобы по весу она была не меньше обмениваемой. Согласились почти все, так как учхозовских коров они хорошо знали. А хозяйство в результате обмена не только рассчиталось с долгами, но и сдало в счет следующего, 1955 года, сколько-то тонн мяса.

Торопили с заменой «устаревшей» ярославской породы скота на костромскую. В специально разосланном циркуляре запрещалось крыть коров ярославским быком — предполагалось вести поглотительное скрещивание костромским, которого в хозяйстве еще не было. Участь нашего быка ускорила смерть пастуха. Все, кому доводилось теперь его пасти, никак не могли найти с ним «общий язык». Если пастух хотел спровадить быка не туда, куда тому хотелось, бык нагибал голову и начинал недвусмысленно бить ногой о землю. Охотников пасти его не находилось и Красавца решено было сдать на мясо, предварительно кастрировав и откормив «на убой».

В это время наш бухгалтер, любитель погулять, расхвастался, что во Владивостоке в «Золотом якоре» они пропивали по триста-пятьсот рублей за вечер.

— А в нашей дыре, — сетовал он, — и сотни не на что истратить.

— А хочешь, — предложил я, — угощу тебя блюдом, которое стоит три тысячи рублей?

— Ерунда. Это невозможно!

— Спорим!

Пари состоялось… Утром я кастрировал быка, а семенники приготовил, руководствуясь рубрикой «почки по-русски» в поваренной книге.

Когда бухгалтер съел их в присутствии вчерашних арбитров, я предложил:

— Ну, а теперь подсчитай, сколько стоил бык по твоим книгам? Пять тысяч рублей! А вол, даже если его откормить до хорошей упитанности? Не больше двух тысяч! Где недостающие три тысячи рублей? — В яйцах! Вот ты их и съел! Гони теперь коньяк.

Случайно я познакомился с директором Тульского треста ресторанов. Он пожаловался: «Не на чем развозить продукты по ларькам. Раньше арендовали лошадей у колхозов, а теперь им это дело запретили как нетрудовой доход. Пробовали связаться с племконюшней, но те не заинтересованы».

— А у меня стоят десять уже обученных, но не нужных хозяйству лошадей, — подумал я, — учхоз не колхоз, запрет нас не касается, а в деньгах мы ох как заинтересованы. Сделка состоялась…

Месяца через два я осторожно «подъехал» к директору с просьбой дать характеристику в аспирантуру.

— В заочную — пожалуйста, в очную не пущу. Такого зоотехника у меня с основания учхоза не было.

— Конечно, в заочную, — поспешил заверить я, — уйти из хозяйства, в которое вложено столько энергии, может только круглый идиот. — Сам же подумал: «Как бы оказаться этим идиотом».

Созидательный пыл начал испаряться, и меня потянуло в науку. В Институте кормов знали мою дипломную и считали, что ее за год-полтора можно дотянуть до кандидатской. Экзамены я сдал, но, так как у меня не было трехлетнего стажа работы после института, необходимо было согласие отдела кадров молодых специалистов Министерства сельского хозяйства. Обуховский, когда ему доложили обо мне, говорят, заявил: «Этого нахала в аспирантуру? Только через мой труп!» Мужчина он был «в соку» и ждать его смерти мне было некогда. Я стал прикидывать, какие учреждения, близкие мне по специальности, не подчиняются Министерству сельского хозяйства. Тут меня осенило — Академия Наук!

Зиму я проболтался по госпиталям — сказались и лагеря, и физические нагрузки, допущенные в «рабочем энтузиазме». Появились новые кровоизлияния в глазах. Здесь мне возобновили прерванную лагерем инвалидность «в связи с ранением, полученным в бою при защите СССР» (как сказано во ВТЭКовской справке). Это мне давало повод уйти с работы «по состоянию здоровья».

И вот, выписавшись из госпиталя, я пришел в отдел аспирантуры при отделении биологических наук АН СССР. За столом сидела моя приятельница по драмкружку Тимирязевки Надя Пастушенко. Она защитила диссертацию и перешла на чиновничью должность — заведывать аспирантурой.