— А Вы кто будете? — спрашиваю.

— Я секретарь парторганизации санатория, но… может быть не обязательно показывать Вам свои документы?!.

— Пожалуй, не обязательно, — соглашаюсь я.

Вступает в разговор до сих пор молчавший 4-й мужчина:

— Откуда у Вас эти документы, кто Вам их дал?

— Это мои личные бумаги, и потом я еще не знаю кому отвечаю?..

«4-й» замялся. По всему было видно, что это был сам начальник славянского Управления КГБ.

— Какое это имеет значение? \

— Очень простое, я не разговариваю с незнакомыми мне людьми на такие темы.

— Хорошо, — «выручает» «4-го» Попов, — тогда этот вопрос задаю Вам я.

— Я не считаю для себя необходимым отвечать на этот вопрос.

— Почему?

— Потому что такому же допросу подвергнется и тот, у кого я взял эти документы.

— А зачем Вы пишете в «Русскую Мысль»? — снова спрашивает «4-й», разворачивая газету. — Вот тут есть Ваша статья о А. Марченко.

— Потому что он — инвалид, потерявший свое здоровье в тюрьмах и лагерях, — отвечаю я. — А сейчас он получил новые 15 лет лишения свободы.

— Но зачем же это писать в махровой антисоветской газете?

— Мне все равно какого Вы мнения о «Русской Мысли». Я считаю, какая бы газета ни опубликовала правду об этом человеке, правда эта все равно останется правдой.

— Нам известно, что Вы связаны и с западными организациями… — слово «западные» у «4-го» прозвучало настолько саркастически, что при этом он даже поморщился. — Зачем Вам это нужно?

Новая уловка КГБ: зачем перечислять какие именно «западные организации», а вдруг попадется?..

— Я не отрицаю своих отношений с западными инвалидными организациями, — подчеркнул я это слово. — А зачем мне это нужно, Вы никогда не были инвалидом, чтобы это понять.

В своих беседах с кагебешниками я старался всегда допускать некоторую свободу в своих выражениях. По их поведению я видел, что препятствием к более жестоким и суровым мерам ко мне была все-таки моя инвалидность и то, что я был известен не только узкому кругу людей. «Вам не деньги нужны, вы не для этого занимаетесь всем этим, — заметил однажды подполковник КГБ Коровушкин, — вы политический капитал копите…» Поэтому, в конце разговора, на предложение работников КГБ уезжать из санатория я категорически отказался. «Если им надо, пусть отправляют с милицией, — подумал я. — Пусть на виду у всех грузят меня в „воронок“ и везут на вокзал». И действительно, вскоре мой лечащий врач приносит подписанный Деревянко «Приказ» о моей досрочной выписке из санатория. Причем в «Приказе», помимо найденных у меня «антисоветских документов» значится еще и их «распространение».

— Распишитесь, — показывает мне врач место под «Приказом».

— Здесь как раз ничего не соответствует действительности, — отвечаю я. — Поэтому, зачем я должен подписываться под своим приговором?

И наотрез отказался от подписи.

Зная, что в подобных случаях огласка может сыграть немаловажную роль, я позвонил по телефону Юрию Киселеву, передал ему происшедшее и свое твердое намерение оставаться в санатории, несмотря ни на что. Расчет был прост, телефон у Ю. Киселева прослушивается сотрудниками московского КГБ, поэтому пусть о случившемся знают еще и в Москве, но уже от меня. Поэтому, если предпринять против меня какие-то чрезвычайные меры, это будет «на совести» еще и московского КГБ — знали и допустили… В дополнение к этому, на следующий день я написал заявление в народный суд г. Славянска, требуя в нем возвратить мне мои личные бумаги (поскольку санкции на их изъятие не было) и… наказать виновных в воровстве. Мой расчет оправдался. На следующий день меня уже никто не беспокоил. Еще через день ко мне снова подходит лечащий врач и голосом, заискивающим и даже как-то торжественно и таинственно произносит:

— Ввиду Вашего положения, Валерий Андреевич, главный врач санатория разрешил Вам остаться в санатории до конца срока путевки.

Сразу стало понятно, откуда исходит эта «милость».

— А почему он такой беспринципный и бессовестный, этот Ваш главный врач? — спрашиваю я лечащего врача.

— Как это?.. — не сразу поняла она вопрос.

— Очень просто: сначала выписывает, издает «Приказ», а потом сам же его и отменяет?

— Я ничего не знаю, — замахала она руками. — Мне было поручено это передать, вот я и передаю…

Конечно, власти и КГБ не обошли своим «вниманием» других членов Инициативной Группы, Юрия Киселева и Файзуллу Хусаинова. Обыски, шантаж, угрозы заключением в тюрьму или в психбольницу и т. д. пришлось испытать и им Ю. Киселева, после одного из обысков, на следующий день, избили неизвестные в подъезде его дома. Накануне XXVI съезда КПСС, проходившего в конце февраля — начале марта 1981 года, к Ю. Киселеву под предлогом проверки паспортного режима толпой пришли милиционеры, стали ломиться в дверь, угрожая ее взломать. Затем поставили в подъезде караул из 5-ти человек и выключили свет в квартире. Начальник караула, подчеркивая гуманность всевластных органов, от их имени сквозь дверь прокричал:

Это было накануне съезда. А сразу же по его окончании, в ночь с 4 на 5 марта, видимо, в ознаменование этого события, бьет подожжен и сгорел дотла дом-мастерская Ю. Киселева в Крыму вместе с находившимся там имуществом и мотоколяской. Об этом доме хотелось бы сказать особо. Ю. Киселев сам спроектировал и построил в Крыму этот первый и до сих пор единственный в Советском Союзе дом, полностью отвечающий специфике потребностей инвалида. Ни одна советская проектная организация никогда не занималась ничем подобным. Поистине дом этот можно считать чудом. На высоком холме, видимый со всех сторон поселка, стоял дом, построенный безногим инвалидом буквально своими руками. Ю. Киселев сам рыл траншеи и клал кирпичи, а когда ураганом сорвало крышу, сам восстанавливал ее, забравшись наверх. Ю. Киселеву помогали многие его друзья и нужно ли говорить о том, сколько любви, труда и надежд вложил этот удивительный человек в дело рук своих. Летом со всего Советского Союза съезжались туда его друзья, знакомые и т. д. Поэты читали там свои стихи, барды пели свои песни, музыканты играли на разных инструментах…