Шрифт:
— Теперь понятно, — проговорил он, отсмеявшись. — Ты не спешил, желая сперва убедиться, что это настоящее. После Каприции я могу понять твою осторожность.
— Это казалось разумным, — согласился Вито, повернувшись к Лили. Он не знал, как отнестись к тому, что она сказала, — защищает его или просто играет свою роль? Или, быть может, просто наивно проговорила то, что думала.
Как бы то ни было, он испытывал огромное облегчение и заключил ее в объятия, которые были вполне искренними. Ее непосредственность совершенно покорила дедушку, и за это Вито был благодарен ей.
Неожиданно он поймал себя на том, что сравнивает, насколько разительно отличается Лили от его бывшей жены Каприции. В сущности, она отличается от всех других женщин, с которыми он когда-либо имел отношения.
Сердце Каприции было холодным и твердым, как алмаз. Он никогда не обращался с ней так грубо, как с Лили. Отчего-то эта мысль неприятно кольнула его, но он тут же безжалостно отбросил ее. Лили предала его и заслужила то, что имеет.
— Но теперь кое-что произошло, — Вито вновь повернулся к дедушке. — То, что заставляет нас с радостью смотреть в будущее. — По выражению лица Джованни он понял, что тот уже догадался. — Лили ждет ребенка. Ты первый, с кем мы поделились этой чудесной новостью.
Какое-то мгновение Джованни выглядел ошеломленным. Но потом широкая улыбка засияла на его морщинистом лице.
Лили заметила, как заблестели его глаза от подступивших слез, и поняла, насколько важно это для Джованни. В порыве благодарности она наклонилась над кроватью и поцеловала старика в щеку.
— Вы сделали меня очень счастливым. Наш род продолжится.
Джованни откинулся на подушки. Тело его выглядело немощным, но поблекшие голубые глаза светились радостью.
— Ты утомился, дедушка, — заметил Вито. — Мы пойдем, а ты отдохни.
— Нет, погодите, — внезапно сказал Джованни. — Посмотри в верхнем ящике — деревянная шкатулка.
— Вот эта? — спросил Вито, достав полированную деревянную шкатулку из верхнего ящика комода.
— Передай ее Лили, — велел Джованни.
Вито нахмурился, но выполнил дедушкину просьбу. Лили неуверенно взяла шкатулку, колеблясь из-за неудовольствия на лице Вито.
— О! — воскликнула она, открыв крышку и обнаружив там потрясающе красивое ожерелье. — Оно изумительно!
— Античное венецианское стекло, — произнес Джованни. — Это украшение принадлежало моей прабабушке. До сих пор мне некому было его передать. Оно твое, дорогая. Добро пожаловать в семью.
Лили в благоговении воззрилась на старинное колье. Она еще никогда не видела ничего великолепнее. А то, что сокровище передавалось из поколения в поколение сотни лет, делало его еще более необыкновенным.
— Мы не можем это принять, дедушка, — отрицательно качнул головой Вито.
— Я дарю его не тебе. — Джованни осадил внука строгим взглядом, затем его затуманенный взор обратился на Лили. — Твоей жене оно нравится. По выражению ее лица я вижу, что эта женщина понимает истинную ценность ожерелья.
— Вито прав, — проговорила Лили, неохотно закрывая крышку шкатулки. — Это чересчур дорогой подарок. Мы же с вами только познакомились.
— Это неважно. Ты теперь моя внучка, — возразил Джованни. Он откинул голову на подушки и закрыл глаза. — А теперь можете идти. Я устал.
Лили крепко сжимала шкатулку, пока они с Вито покидали палаццо. Это утро было полно сюрпризов.
Они медленно шли домой. Лили было о чем подумать. Оставалось еще много вопросов, но по крайней мере кое-что начинало проясняться. Без сомнения, дедушка Джованни — прекрасный человек. Понятно, почему Вито так стремится доставить радость в последние отведенные ему дни. Но он ни с кем не был честен.
— Ты должен был сказать мне, — без долгих предисловий заговорила Лили, когда они пришли в свою комнату, — ты решил жениться на мне ради счастья твоего дедушки?
— Незачем все усложнять, — коротко отозвался Вито, не потрудившись отвергнуть ее обвинение. — Это тебя не касается.
— Разумеется, касается, — возмутилась Лили. — Я участвую в этом, потому что ношу твоего ребенка, правнука Джованни. И буду проводить с ним время в течение его последних месяцев.
— Прибереги свои пустые слова для других, — огрызнулся Вито. — Можешь твердить свои жалкие оправдания бесконечно, но от этого они не станут правдивее. Так что прекрати убеждать меня в своей грязной лжи.