Обстановка располагала к унынию, но войска ждали перелома и стремились к празднику. А праздниками нам могли стать только успешные действия на фронте, пусть пока и малозначительные с точки зрения общей стратегии.

Грунт ни на сантиметр не поддавался никакому долбежному инструменту. Окопы и прочие огневые позиции сооружались из снега. Разведение огня было запрещено, но холод и сырость грозили уничтожить батальон без единого выстрела. Нарушая приказ, мы занимали нейтральные высотки и на обратных к противнику скатах устраивали небольшие костры. Только так можно было немного согреться и просушить, не снимая, валенки и портянки.

Мой наблюдательный пункт находился на высоком дереве, что стояло у высотки, обозначавшей правый фланг батальонного района обороны. Влезть на НП, как и слезть с него, всякий раз было серьезной проблемой. Но эти гимнастические сложности компенсировались отличными условиями наблюдения. Как-то ко мне наверх вскарабкался мой подчиненный – капитан Родимов, командир пулеметной роты, имевшей 12 станковых пулеметов «максим».

Стояло раннее, прозрачное, пронизанное цветными морозными искрами утро. На той стороне оживали позиции противника. С высоты дерева мы хорошо видели, как из глубины вражеской обороны по узкоколейке к переднему краю движется паровозик, тянущий несколько вагонов. Вот он останавливается, и к составу со всех направлений тянутся солдаты с ведрами и котелками. Мы впервые своими глазами увидели, как «вертушка»-паровозик подвозит на позиции питание.

Родимов задумался на минуту и тихонько мне говорит:

– Давайте мы их крепко побеспокоим. Предлагаю обстрелять их в это время из станковых пулеметов с закрытых огневых позиций.

Предложение неожиданное, но оригинальное. Через сутки огневые позиции для четырех «максимов» и данные для стрельбы были готовы.

Очередной рассвет. Я на дереве-НП со стереотрубой. Все идет по распорядку, финны пунктуальны не хуже немцев. Подходит «вертушка». Я даю команду на открытие залпового огня, по 250 патронов в каждой пулеметной ленте. Наблюдаю результат. Несколько десятков солдат падают недвижимыми в снег, остальные разбегаются и уползают.

Мы повторили опыт еще несколько раз, также по утрам и днем. В ответ финны выпустили не одну сотню артиллерийских снарядов, но безрезультатно, ибо стреляли наугад. Обнаружить с той стороны огневые позиции пулеметов на обратных скатах высоток было невозможно. Да и кто мог даже предположить, что пулеметы стреляют не по классическому варианту, а вслепую, по наводке комбата, находящегося на дереве!

Как и говорил капитан Родимов, «побеспокоили» мы противника крепко. «Вертушка» больше днем не появлялась, снабжение переднего края разладилось. Я представил командира роты и наводчиков пулеметных расчетов к наградам, а опыт использования пулеметов для стрельбы с закрытых огневых позиций быстро распространился по всей дивизии.

Такими вот небольшими праздниками мы украшали будни, но общая стратегическая обстановка не менялась. Я ежедневно обходил передний край обороны батальона. Утром 20 апреля решил побывать на НП командира 2-й стрелковой роты капитана Маслова. Разогревшееся солнце торопило запоздавшую весну, снег оставался только в тени да в низких местах-углублениях. Кругом – сыро и мокро. Иду по скользкой и водянистой земле, и вдруг рядом с ногой «чиркает» пуля. Естественно, я бросился в обильно перемешанную с белым снегом жижу. Не сразу подумал, что сапоги, как и телогрейка с брюками цвета хаки, делают меня прекрасной мишенью.

Выстрелы следуют один за другим, с равными паузами. Враг не спеша определяет верный прицел. А я пытаюсь все глубже зарыться в противную холодную промерзшую смесь земли и снега. И наконец, фиксирую двух-трехсекундные интервалы между выстрелами. Выжидаю момент и бросаю тело в сторону. Бросок оказывается спасительным – пули ложатся точно в то место, где я только что лежал. Я вскакиваю и почти мгновенно скрываюсь за скатом небольшой высотки, в мертвой зоне.

После, вспоминая этот случай, я всякий раз снова ощущал себя брошенным на раскаленную сковороду, под которой бушует пламя.

Финский снайпер вел огонь из нейтральной зоны и был хорошо замаскирован. Но наш снайпер, омич ефрейтор Ситников, смог его выследить и уничтожить. Я оказался последней мишенью, на которой он так хладнокровно оттачивал мастерство скрытого убийцы. На войне как на войне… Для победы над врагом используешь все доступные средства, и никто из своих тебя не осудит. Но по-моему, стрельба «из-за угла» напоминает снятие скальпов с побежденных и плененных.

Наступление на реке Свирь было намечено на 10 апреля, и глупее ничего нельзя было придумать. Самое главное – набухание рек, озер и болот, а это примерно 60–70 процентов местности в междуозерье Онеги и Ладоги, южнее реки Свирь. Приказ есть приказ. Я пользовался каждой минутой, чтобы натренировать людей на большие переходы на лыжах, так как переход из района Свирь-3 в район Ван-озера показал, что люди засиделись на Свири в обороне.

Мой батальон был вооружен в это время только автоматами (ППШ). В каждом отделении был еще один ручной пулемет, а в батальоне – пулеметная рота: 12 станковых пулеметов и минометная рота: девять 82-миллиметровых минометов. К тому же в батальоне был еще взвод 45-миллиметровых орудий (3 штуки). Батальон по тем временам был очень сильным в огневом отношении, однако почти 50 процентов личного состава уже составляли запасники от 40 до 45 лет, и подготовлены они были слабо. Учитывая все это, я днем и ночью проводил занятия по тактике и с каждой ротой – учения с боевой стрельбой.