— Смотри, капитан, — удивленно воскликнул поручик, — здесь, в нише, целый арсенал! Три автомата, пистолет, гранаты.

— Поищи хорошенько, здесь и пушку найдешь, — ответил вместо Беркута Крамарчук, одной рукой хватая свой валявшийся на столе немецкий офицерский ремень с двумя пистолетами, а другой — автомат. — Ну, христопродавцы!.. Теперь у меня с вами будет другой разговор. Ты, капитан, тоже хорош. Что ж ты мне не сказал, что в этой берлоге есть еще один выход?

— Думаешь, это пригодилось бы?

— Ты же видишь, как мне везет на каменные склепы!

Мазовецкий осторожно отодвинул прикрывающий основной вход камень-стояк и выглянул. В подземелье проникли первые, едва пробившиеся через частокол сосняка, лучи холодного утреннего солнца. Владиславу оно показалось горным миражом.

Пока он изучал подходы к пещере, все трое быстро разбирали арсенал майора: рожки с патронами, гранаты, запасные обоймы к пистолетам.

— Пора уходить, командир, — первым подал голос Корбач. — Иначе немцам придется вбивать сюда еще несколько крючьев.

— То есть как это — уходить? — нервно рассмеялся Крамарчук. — Ты что?! Не дождавшись хотя бы одного из них?! Да я его на этот же крюк!

— Корбач — на поверхность! — вмешался Беркут. — Замаскируйся. В бой вступаешь в крайнем случае, когда будем отходить. Позицию занимай так, чтобы контролировать оба выхода.

— Капитан, гости! — послышался голос Мазовецкого. — Майор Смаржевский и немец. Буду встречать у входа. — Он юркнул в проход и сразу же задвинул за собой камень.

Андрей прислушался. Под завывание ветра, прорывавшегося в щели между камнями, стрельба то затихала, то вспыхивала с еще более яростной силой. Но при этом явственно удалялась к возвышенности, куда уводила карателей группа младшего лейтенанта. Эти же двое — немецкий и польский офицеры — возвращались, решив, что опасность окончательно миновала. Прозрение их должно было стать жестоким.

Беркут метнулся к висевшей под потолком лампе, погасил ее, оставив гореть только ту, что в нише, и, вернувшись к выходу, прижался к боковой стенке. Крамарчук затаился по другую сторону, втиснувшись в углубление, к которому подступали нары.

— Займешься первым, — успел предупредить капитан. — Если Смаржевский — не убивать.

Зашуршала плита, на серой каменной стене отразилось похожее на изогнутое велосипедное колесо очертание входа. Оно становилось все ярче и ярче.

— Ну что, можно отводить этого партизана в дом, — по-немецки сказал Смаржевский. — И отправлять в Подольск. Пусть теперь им занимается гестапо.

— Жаль, что не попался сам Беркут, — ответил немец, когда, низко пригнувшись, майор уже переступил каменный выступ-порог пещеры.

Ответить Смаржевский не успел. Андрей захватил его за волосы, оглушил рукояткой пистолета и толкнул к Крамарчуку, а сам нырнул в тамбур пещеры, в которую, низко нагнувшись, уже входил немецкий офицер. От неожиданности немец на какое-то мгновение замер, потом, нервно нащупывая кобуру, дернулся к выходу. Но подоспевший Мазовецкий перехватил его, развернул, обезоружил и, сбив с ног, заставил буквально на четвереньках вползти назад, в бункер…

— Кажется, вы очень сожалели, что не смогли повидаться с Беркутом, — сказал Владислав обер-лейтенанту. — Он перед вами. Что вы хотели ему сказать?

— Теперь уже ничего, — ответил за него Смаржевский, неожиданно придя в себя. — Но хочу напомнить, пан Беркут, что в этом подземелье вы находили приют. Я делал для вас все, что мог.

— Поручик, уведи этого, — кивнул Беркут в сторону обер-лейтенанта. — Поговори с ним в гроте, на берегу речки. Кажется, тебе нужны были мундир и документы. А я задам несколько вопросов мягкосердечному и гостеприимному пану Смаржевскому, который успевает давать приют и партизанам, и гестапо, и целой роте карателей.

— Все равно вам отсюда не вырваться! — вдруг истерично закричал обер-лейтенант, нервно подергивая плечами, словно пытался освободиться от веревок, которыми его никто не связывал. — Солдаты уже возвращаются сюда! Вам не уйти! Вас повесят, как бандитов! Особенно тебя, Беркут, тебя! — выкрикнул он последнюю фразу на ломаном русском. — Ты не уйдешь от возмездия!

— Убери эту истеричку, — презрительно бросил Беркут по-немецки. — Стыдно смотреть. Так что, пан майор, — обратился к Смаржевскому, как только Мазовецкий вытолкал орущего обер-лейтенанта, — продолжим наш разговор? Я не ксендз, но сегодня охотно выслушаю вашу исповедь. Только учтите, у нас с вами не более десяти минут.

— Какая уж тут исповедь? Сжальтесь, пан лейтенант, — Смаржевский тяжело присел на нары и, поморщившись, ощупал затылок. — Вы же понимаете: они заставили меня. Немцы. Гестапо. Сами убедились, как они умеют «уговаривать».

— Но и я знаю, как умеешь уговаривать лично ты, христопродавец! — захватил его пальцами за подбородок Николай Крамарчук. — И брось вилять: «заставили», «уговорили»!.. Если бы заставили, ты бы, допрашивая меня, так не зверствовал. Да и немцы не так относились бы к тебе. Продался, как последняя шлюха, — так и скажи. И задом по земле не елозь.