— Всё настолько плохо? — помрачнел Демиан, седлая тонконогого красавца Ворона.

— Реган — редкостная скотина. Марина не заслужила подобной участи. И хоть ты ее недолюбливаешь, должен помочь мне вызволить ее из той западни, в которую она по своей неопытности угодила. Да что там говорить, мы и сами виноваты в том, что с ней сейчас происходит! Вовремя не предупредили, не отговорили, не предотвратили. Теперь нужно исправлять, пока не стало слишком поздно, и она не произнесла клятву.

Маленькая иголка мелькала в тонких пальцах, выписывая замысловатые узоры по белому полотну. Распахнулась дверь в покои герцогини, и Марина, вздрогнув, уколола мизинец. Удивленно посмотрела на рукоделие, которым занималась в почти что невменяемом состоянии. «Демиан» — мелкими, нервными стежками, изящными замысловатыми литерами. Зачем-то быстро спрятала пяльца под подушку. За этим занятием ее и застала входящая с чашкой душистого отвара Искра. Девушка удивленно приподняла светлые брови, но ничего не сказала.

— Ну, что там? — как можно более безразличным тоном осведомилась Марина, принимая из рук Искры обжигающее варево. От густого травяного аромата закружилась голова, и поплыло перед глазами. Чего туда только не понамешано! Марина осторожно пригубила напиток, и по всему телу разлилось блаженное тепло. Да здесь ударная доза успокоительного! Что ж, по крайней мере, она не выкинет никакой глупости и не закатит истерики. Лучше уж наглотаться этого сладкого дурмана до состояния зомби, когда всё вокруг становится глубоко безразлично. Искра болезненно поморщилась, глядя на то, как подруга жадно осушает чашу.

— Что, что… Слетелись стервятники. Празднуют.

— Празднуют… — эхом откликнулась Марина. Мир постепенно выцветал, терял форму и объем, превращаясь в некое подобие черно-белой гравюры. Пропадали ощущения, эти, уже ставшие привычными, безысходность, тоска и ожидание неминуемого несчастья — так, наверное, чувствует себя попавшая в силки птица. — Ненавижу. — Неправда, ненависти уже не было, осталась только память о том, что она должна ненавидеть. Девушка из двадцать первого века, которой взяли и распорядились как бесправной вещью.

— Леди Ариата! — в помещение вбежала запыхавшаяся Шерпа с настоящей свитой из молоденьких служанок. — Госпожа, вы должны быть готовы к балу, мы пришли, чтобы привести вас в надлежащий вид.

«Ага, в надлежащий, — усмехнулась про себя Марина. Мысли были неторопливыми и абсолютно бесцветными, никакими. — Глаза красные от слёз, обведены черными кругами; бледная, как нежить; губы искусаны, худая, растрепанная. Вам, голубушки, придется здорово постараться, чтобы сделать меня похожей на человека. Надеюсь, что герцог в ужасе сбежит, увидев такую красавицу-невесту, и оставит меня в покое».

— Думаю, что тебя и Искры будет вполне достаточно, чтобы меня нарядить. Мне не нужны здесь посторонние.

Понимая, что с герцогиней сейчас лучше не спорить, Шерпа выпроводила стайку шумных служанок за дверь. Следующий час Марина безропотно позволяла делать с собой всё, что угодно. Она словно была не здесь, будто осталась одна бесчувственная оболочка, а душа ее витала где-то далеко. Заметив пустую чашку, резко пахнущую целебным снадобьем, Шерпа только покачала головой, с жалостью глядя на свою воспитанницу. «Погубят ведь девчонку, изверги!»

Наконец Шерпа удовлетворенно оглядела результат своих стараний и поставила перед бледной, с отсутствующим взглядом Мариной большое зеркало.

Девушка молча смотрела в печальные темно-синие глаза незнакомой красавицы. Серебристо-синий шелк ласково обнимает стройную, хрупкую фигуру, открывая точеные плечики, нежную шею и руки. Корсет и подол богато вышиты серебряными нитями, кое-где таинственно поблескивают мелкие сапфиры, александриты и россыпи бриллиантов. Темные пышные волосы собраны в высокую замысловатую прическу, мягкие волны обрамляют чистое лицо, несколько прядей опускаются на плечи и грудь, основная масса уложена в тяжелый узел на затылке. В волосах также сверкают драгоценности — небольшая диадема и мелкие шпильки. Синий цвет выгодно подчеркивает таинственную глубину глаз, оттеняет матовую свежесть кожи. Даже бледность и лихорадочный блеск во взгляде не портят, а делают еще притягательнее. «Неужели это я?»

— Милостивая Хозяйка, чуть не забыла! — кормилица хлопнула себя по лбу и достала из яркой коробки крошечные туфельки на высоких, но устойчивых каблучках.

— Спасибо, Шерпа. Ты можешь идти.

— Только уж вы, леди, не опоздайте, не то бедной Шерпе голову открутят. Через полчаса вас ждут в главном зале.

— Я не опоздаю. Ступай.

— Ну, как тебе? — Искра ласково обняла подругу за плечи, встав рядом с ней перед зеркалом. Огонь и лед. Две девушки, такие разные и такие близкие.