Владимир Аристархович выпутался из гамака, на ощупь дотянулся до двери, открыл ее и выглянул в коридор. Горели оранжевые лампы аварийного освещения. Директор чертыхнулся и ударил по кнопке общего сбора.

По идее, должна была включиться сирена, замигать потолочные плафоны и строгий женский голос попросить всех срочно явиться в рабочую каюту директора. Ничего такого не произошло. Широков опять чертыхнулся, забормотал: "личная связь, личная связь", вернулся в спальню и отыскал телефон. Нажал опцию "звонок всем" и хрипло произнес:

— Немедленно… кх-хм… повторяю, немедленно всем начальникам служб прибыть ко мне. Особенно — главному энергетику. У нас проблемы.

Владимир Аристархович посмотрел на экранчик и недовольно поджал губы: у половины ответственных руководителей телефоны были выключены. Оставалось надеяться, что оповещенные разбудят остальных по дороге.

Собрались довольно быстро — каждый понимал, что без энергии станция долго не протянет. Разумеется, первые вопросы предназначались главному энергетику. Тот держал трубку у уха, постоянно отвлекался на телефонные разговоры, но всё же успевал кратко отвечать на вопросы собравшихся:

— Если плазмы нет — это неисправность. Какая — выясним и устраним.

— Что аппаратура показывает? — директор еле удержался от зевка.

— В том-то и дело, что ничего. Всё исправно. Быть такого не может. Удар был четко зафиксирован. И это при всей вашей хваленой противометеоритной защите! Куда попал камешек — я не знаю. И вы не знаете. Никто не знает. Надо вылезать наружу, искать место и смотреть. Потом — чинить. До этого момента активировать плазму запрещаю. Да и не получится. А того умника, который пытался запустить реактор после срыва плазмы, я лично отправлю чинить корпус станции без скафандра!

— Ну, Юрий Палыч… — протянул начальник смены.

— Никаких Юрий Палычев! — главный энергетик аж подлетел над сиденьем. — Выговором не отделаетесь!

— Но ведь свет всем нужен. Без него не наработаешь ничего. Да и жизнь без электричества несколько проблематична…

— Есть аккумуляторы, — отрезал главный энергетик.

— Надолго ли их хватит… — пробормотал директор и опять чуть не зевнул.

Влетел запоздавший начальник оранжереи. Комбинезон в частичках земли, волосы мокрые и всклокоченные. Не обращая внимания на недовольные высказывания о засорении атмосферы, он подплыл к директору, взглянул на него страдальческим взглядом и начал:

— Владимир Аристархович! Проблема у меня. Вот вы спросите — какая проблема, а я так и скажу. Такая проблема. Очень важная проблема…

Директор поморщился и сказал:

— Не тяни, Рувим. Какая еще проблема?

— Такая проблема. Очень важная… — заметив, что директор набирает побольше воздуха в легкие, Рувим заспешил. — Цветы я выращиваю для Наташи Германовны. А у вас свет гаснет. Непорядок. Что с цветами будет?

— Господи, Рувим. Какие цветы?

— Для Наташи Германовны, говорю. Бутоны уже завязались, а теперь пропадут. Очень плохо.

— Ты вообще о чем? Вот у нас проблемы. Реактор полетел. Это проблема. А что твои цветы-то? Плюнуть и растереть.

— Э-э-э, не говорите так. Цветы что — я еще выращу. К празднику хотел, но можно и в другой день подарить. Вот вы спросите — к какому празднику. Так я вам отвечу. Такому празднику. Женский день…

— Рувим!..

— Так ведь не только цветы без света погибнут. Другие растения — тоже. А растения — это кислород на станции. У нас запасы какие? Я не знаю — какие у нас запасы. Вот и пришел спросить. Может быть — маленькие запасы. Хотя, может, и большие…

Потапов потянул Рувима за рукав, избавляя Широкова от говорливого оранжерейщика и тихонько сказал:

— Всё, Рувим, иди, иди. Проблему ты правильно обозначил, только помолчи. Или если поговорить хочешь — найди себе собеседника… Да кого угодно. Только в коридоре, — главный инженер заметил в дверях монтажника Сергеева и крикнул ему: — Василий, зайди! Ты по штатному где сейчас должен быть?

Сергеев махнул рукой товарищам и ловко присел рядом с Потаповым.

— У шлюпок эвакуации. Чтобы, дескать, за людьми следить, когда команду дадут.

— Там и без тебя справятся. Вот что, Сергеев, Поговори с Рувимом, а? Спасу от него нет. Ну, я тебя прошу…

Василий поджал губы, повернулся к оживившемуся начальнику оранжереи и кивнул. Рувим тут же заговорил:

— Знаете, Василий, как тяжело в оранжерее? А тут еще свет гаснет. Растениям плохо, людям плохо. Мне плохо. Наташе Германовне тоже плохо будет. А вы говорите, проблемы нет. Есть проблема. Большая…

Сергеев зло посмотрел на главного инженера и промолчал. Попросило начальство — надо выполнять. А свое недовольство можно будет потом высказать. Да, сидеть на собрании и слушать разговоры начальства оказалось не интереснее, чем дежурить у аварийных капсул. К тому же, голос Рувима действовал на редкость усыпляюще. Сергеев должен был заступить на смену только через восемь часов, а сейчас у него в самом разгаре был ночной отдых. И зачем только его подняли? Спал бы и спал. За это ж не заплатит никто: какая тут выработка?