Он протянул руку, приглашая фигуры приблизиться.

Те осторожно подошли. По меньшей мере, они были удивлены, потому что не привыкли к подобным приглашениям — или, вернее сказать, к каким бы то ни было приглашениям.

Антоний во все глаза смотрел на приближавшиеся фигуры, освещенные тусклым светом убывающей луны, все же прибавлявшей света к слабому мерцанию далеких звезд. Незнакомцы оказались такими тощими, что были похожи на ходячие скелеты, одетые в лохмотья, но глаза их были огромны, сияли ярко и алчно, а тонкие губы поджались в предвкушении пиршества.

Дьявол добровольно протянул им руку. Рана была большой, и все четыре существа могли бы присосаться к ней одновременно, по двое с каждой стороны руки. Если бы в Сатане было столько же крови, как в обычном человеке, то каждый из них мог бы насытиться вдоволь, и еще бы осталось. Но не это произошло.

Четыре вампира накинулись на добычу, словно стая шакалов, вцепились в свою жертву когтями, огрызаясь и терзая друг друга. Доведенные до бешенства жаждой крови и близостью ее удовлетворения, они наносили удары и раны куда попало, стараясь скорее не допустить до добычи товарищей, чем завладеть ею.

Они слизывали и высасывали кровь, лакали и глотали, но все же большая часть алой влаги лилась впустую. Дьявол свалился наземь, и тут же вампиры вцепились ему в руки, ноги и горло. Все раны кровоточили чрезвычайно сильно, что показалось Антонию необычным — словно в слюне вампиров содержалось вещество, препятствующее свертыванию крови.

В родном городе Кома, да и в Александрии то же — втени от стены библиотеки, — Антонию приходилось видеть голодных собак, дерущихся из-за кости. Но развернувшееся нынче перед его глазами действо было совсем иным. Даже изголодавшиеся собаки сохраняли к сородичам некое подобие уважения: скалились и рычали, вместо того чтобы набрасываться и наносить раны. Вампиры же подобной сдержанности не ведали. Они не скалились, не рычали, а сразу вонзали когти и зубы в тело соплеменников. Норовили выколоть друг другу глаза и вцепиться в горло смертельной хваткой. Но столь кровожадные намерения им никак не удавалось претворить в жизнь, время шло, кровь дьявола стекала на землю, и его смерть казалась неминуемой.

Дерущиеся очутились у кромки обрыва. Сначала сорвался один вампир, затем — другой. Остались двое, и драка сделалась гораздо менее хаотичной и более сосредоточенной.

Два оставшихся вампира сражались изо всех сил, а дьяволова кровь все сочилась из ран.

Ошеломленный Антоний не сводил глаз с поля боя.

Наконец один вампир упал и больше не встал — он не умер, но все конечности у него были растерзаны, к тому же он, вероятно, потерял сознание. Победитель, которому тоже изрядно досталось, поспешил высосать оставшуюся кровь из последних иссякающих ручейков, сочащихся из дьяволовых ран, а также вылакать несколько лужиц, собравшихся в выемках скалы. Угощение показалось Антонию весьма скудным.

Закончив трапезу, вампир осторожно уселся, поддерживаясь покрытыми ранами, искалеченными руками, и взглянул на Антония. Глаза его, не лишенные разума, горели ярким и диким огнем.

— Ты не можешь позволить себе стоять парализованным страхом, друг мой, — изрек вампир. — Ведь ныне ты один из нас.

— Ведь это ты укусил меня, так? — спросил Антоний.

— Какое это имеет значение? — вопросом на вопрос ответил вампир, жадно облизываясь в поисках последней капли алой влаги. — Дело сделано. Пойдем с нами — наш путь лежит в Александрию.

— С вами? — переспросил Антоний. — Думаю, отныне быть тебе одному — и поделом, ведь ты так подло обошелся со своими друзьями.

— Они поправятся, — заверил его вампир. — Их будет томить жажда, но кости срастутся, а раны заживут. Никакая вражда по отношению ко мне терзать их не станет. Знают они, что наша сила — в численности, хотя в схватке за одинокую жертву может быть лишь один победитель. В Александрии все будет иначе. Города — наша вотчина… Ежели ты останешься тут один, то в конечном счете живые люди тебя поймают. А изловив, они обезглавят тебя и сожгут. После этого уже не возродиться. Так что лучше пойдем с нами. Тебе есть чему поучиться.

— Теперь в тебе кровь дьявола, — сказал Антоний. — Мне кажется, она придала тебе сил, но все равно ядовита.

— Если бы твои слова были правдой, — отвечал вампир, — то для меня, проклятого давным-давно, была бы некая разница. Но кровь философа знакома мне на вкус. И судя по всему, я отведал эпикурейца — а он ядовит менее всех прочих.

— Хоть с виду он был эпикурейцем, — возразил Антоний, — на самом деле — дьявол. А всего лишь около часа назад он был облаком прозрачной тьмы.

— В пустыне полно джиннов, — сообщил вампир. — В их жилах не течет кровь, но зато они могут сыграть с тобой шутку. С жаждой все проще. Если он поднимется вновь, то станет одним из нас. Но они не всегда встают. Мне повезло, и тебе тоже. И ему, хотя, когда он очнется, так ему не покажется. — Существо мотнуло головой в сторону бывшего соратника и противника, все еще лежащего без сознания.

— Ты не можешь причинить мне вред, чудище, — твердо сказал Антоний.