Я терпеливо выслушал все до конца, а потом, точно зулус ассегай, воткнул острый кончик кия в горло сквернослова.

Остальные ахнули, охнули, ойкнули. А он, горемыка, еще продолжал сидеть, но кровь из пробитой шеи уже стекала на рубашку и капала на брюки. Резким ширком я продвинул свое импровизированное оружие вперед до упора, а затем так же резко выдернул его из раны, и грубиян, хрипя и булькая порванной глоткой, грохнулся на красивый итальянский паркет.

Перевел взор на оставшихся троих. О, они являли собой прелюбопытнейший групповой портрет. Был бы профессиональным художником, обязательно нарисовал бы когда-нибудь эти такие разные, разные, разные лица, выражения коих объединяло в данный момент одно. И даже не страх, а — непонимание. Искреннее, абсолютное, на грани безумия непонимание того, что происходит. Невесть кто вторгся в их обитель, самым наибеспардоннейшим образом осквернил этот их "Голубой поплавок", а они — не знали! Не понимали! Даже не догадывались! — кто? за что?

И я не стал их томить.

Я вытер кий о пиджак левого и сказал:

— Мне жутко неловко за произошедшее, господа бандиты! Но слушайте и запоминайте. Буду краток. Итак…

Итак, похищена женщина. Молодая женщина. Красивая женщина. Ее похитили, чтобы… А впрочем, неважно, важно лишь, что ее нет. Ей-богу, я совершенно не в курсе ваших здешних раскладов и разборок, понятия не имею, кто заказывает музыку и держит вышку, — меня интересует только эта женщина. И я хочу, чтобы вы рассказали всем — всем! — и своим тузам, и своим шестёркам, что я здесь. И что я — уж простите за высокий штиль — объявляю войну. Всем! Повторяю: мне глубоко наплевать, кто от кого кормится, у кого пасется и чье дерьмо жрет. Женщина должна вернуться домой, иначе каждый день будет умирать кто-то из вас и не в единственном числе.

— Н-но… — пискнул левый.

Я укоризненно покачал головой:

— Хочешь сказать, что слышишь об этой женщине первый раз в жизни? Верю. Но это ничего не меняет. Вам передано сообщение — вы должны передать его дальше. Извини, друг, однако…

Я ударил его рукояткой пистолета по ключице. Конечно, у "яги" рукоятка не очень, но все же. Хруст. Крик. Эффектное падение на пол.

— Вот видите, — сокрушенно вздохнул я, обращаясь к оставшимся за столом. — Но это ладно, зато вон там… — И кивнул им за спины.

Оба инстинктивно обернулись, а я воткнул правому в сонную артерию вилку, а его соседа схватил за волосы. Тот, что с вилкой, всхрапывая, опустился на четвереньки, пошел, пошел, пошел… Упал.

— Финиш, — сказал я последнему. — Промежуточный финиш: сегодня большой крови уже не будет. Но учти — только сегодня. Запомни и сообщи другим: женщина должна вернуться домой, и тогда я исчезну. Возможно, ты воспринимаешь случившееся сейчас как чрезмерную жестокость с моей стороны, но это не так. Просто я сокращаю объем работы на будущее.

Развернул парня к себе лицом и ткнул стволом в зубы, одновременно слегка стиснув кадык. Он застонал и замахал руками, захлебываясь кровью, слюной и разнокалиберными осколками зубов.

Я усадил его обратно на стул и кивнул:

— Арриведерчи. До побачиння. Да, кстати, твоя тачка которая?

Он выплюнул вместе с красной пеной:

— "Ф-форд"…

Проходя мимо стойки, я рванул шнур телефона — лучше поздно, чем никогда. Впрочем, у потерпевших, конечно, имелись сотовые, но когда еще они за них возьмутся.

Открыл дверь. Валерий начал уже понемногу приходить в себя, хотя ножки все еще подкашивались — вставал и падал, вставал и падал. Я сунул пистолет в задний карман и ласково похлопал его по щеке. Он снова упал.

Возвратясь на твердую землю, приблизился к "Форду"…

Нет, разумеется, это ребячество, согласен — но, чёрт побери, коли взрослый мужик ухитрился сохранить в себе мальчишку, это же здорово!

Покосился по сторонам (разбуженный пацанами Кузнеца зуд живописца вспыхнул в душе с новой силой). Поднял с асфальта ржавый гвоздь и быстро нацарапал на сверкающей двери короткое как "мир", но куда более обидное слово. Большой оригинальности, как видите, не проявил — да этого и не требовалось: я лично рассматривал сие действо не как творческий, а как некий сакральный, знаковый акт. И я этот акт — произвел.

Уже заворачивая за кипарисы, краем глаза увидел, что к "Поплавку" подрулил темно-синий "Чероки" (эх, Дон Фардон, "Песня индейца в резервации"! Молодость, где ты?..). Мысленно сделал ему (джипу) ручкой.

Как ни странно, мой Автомедонт был на месте. Я, кряхтя, влез на сиденье, чувствуя задом свой трофей, а он ехидновато ухмыльнулся:

— Ну что?

— А что? — не понял я.

Он прищурился:

— Правда, спрашиваю, про пистолет-то?

Я махнул рукой:

— Брехня.

Парень метнул на меня короткий взгляд, но, напоровшись на встречный, тотчас положил руки на руль.

— Ну-ну…

Распрощавшись с остроумным ровесником своей "Волги", я какое-то время поблудил по центру города, проверяя, нет ли "хвоста". Не давал покоя казус с мотоциклистом — надо же, вроде все предусмотрел, сменил машину, а просекли как сосунка!

По улицам спешили люди, однако было их не так много, как в прошлый мой приезд: курортный сезон-то еще не начался. Но сейчас мне здесь нравилось больше, чем год назад. Фактически уже стояло лето, было просто тепло — очень тепло, а, к счастью, не очень жарко, как тогда.