– Много, – Иван был будто в трансе. – Полный. Заправлялся недавно.

– Это хорошо. Сколько там? Литров сорок есть?

– Да. И еще в багажнике. Канистра.

Ханурик споро потащил к автомобильным останкам шланг с баком.

– В багажнике еще! – крикнула ему завуч.

Ханурик вдруг бросился обратно, пригибаясь.

– Очки! – скомандовала завуч.

Рядом с машиной, там, где лежали серые кучи грязных ошметков, оставшиеся после боя, закручивался пыльный вихрь. Он вертелся все быстрее, поднимая с асфальта темные бесформенные куски и стремительно увеличиваясь в размерах. Словно во сне, Иван видел, как возникает из небытия серая фигура. Когда она обрела четкие очертания, а смерч уже лепил голову, завуч на негнущихся ногах шагнула вперед и, не целясь, выпустила оба патрона. Выстрел снова разнес существо в серые куски, раскиданные по заснеженной дороге.

– Ну вот, – сказала Андревна, повернувшись. – Это и есть фокус с пулей. Стреляй не стреляй, а пулей их убить нельзя. Наверно, их вообще убить нельзя. Восстанавливаются. Когда быстро, когда через час. Могут через сутки. Единственный способ – разбросать их остатки на как можно большей площади. Тогда шанс есть. – Она добавила, глянув на столпившихся у входа: – Ну, что встали? За работу! Тут у нас пара десятков пыльных покойников разбросано. Опять хотите тир устроить?

Из-за спин вынырнула продавщица с веником и тремя метлами. Работа закипела.

– Если бы не этот пионер, нас бы здесь не было, – сказала Ивану Андревна, когда они сидели за прилавком бакалеи и поедали приготовленные на керосинке пельмени. – Он с двумя приятелями был на аэродроме, когда прилетело то ржавое чудо. Приятели погибли, а у него оказались очки. Совершенно случайно. От него мы и узнали, как защищаться.

Иван посмотрел на пацана в галстуке. Тот дрых у отопительной батареи, пуская сопли. Был уже поздний вечер.

– Он шел по улицам и видел, как все вокруг превращается в труху. Люди, животные, деревья, машины. А ему хоть бы что. Идет, глазеет. Обратил внимание, что на улицах даже зелени не осталось? Тоже их работа. Все перемалывается, ничего не остается. Даже воздух исчезает, дышать трудно, если они близко. И холодно. Что это за твари, непонятно, но вряд ли американцы. И ведь главное, когда они из этой своей пыли собираются, их можно узнать. Лица-то знакомые, хоть и серые, как у булыжников. Вот тот последний, например, был моим учеником. Десятиклассник Антонов, отличник, кстати. Очень математику любил.

– Может, еще кто в городе живой остался, не только вы?

– Может. Раз пять стреляли где-то вдалеке. Кричали опять же. Но уже давно не кричат и не стреляют. Нам повезло с этим магазином. Запасов много, еда, вода, топливо. Свет врубил – и можешь не беспокоиться. Электричество их почему-то пугает. Как чеснок вампиров.

– Все равно долго тут не протянете.

– Не протянем, – согласилась завуч, – а что делать? Машины все в труху. Видел «Волги» у горкома? С ними вообще странно. Внешне целые, а один из наших под капот заглянул, а там черная пустота, будто космос. Представляешь? Нас тогда гораздо больше было. Даже очков на всех не хватало. Десять человек погибло, пытаясь до этих «Волг» добраться. С тех пор здесь сидим, не рыпаемся.

– А пешком? Тут до леса километров пять всего, не более. Сами же говорите, с очками хоть бы что. Идем гуськом, отстреливаемся.

Андревна хмыкнула.

– Это в первый день было хоть бы что. Они каждый день что-нибудь новое придумывают. Это же пыль. Она способна забиваться куда угодно, во все щели и дыры. Что ей какие-то очки? Они только от излучения спасают, от глаз. Да и то не всегда. А из пыли иногда такие агрегаты собираются, что уж и не знаешь, на какой ты планете. Особенно по ночам. Прошлой ночью, к примеру, какое-то угловатое чудище на окраине ходило. Размером с десятиэтажный дом. Даже здесь было и видно, и слышно. Можешь, конечно, смеяться, но я думаю, это вторжение, но только не американское. Фантастику читал? Во-от, это самое оно и есть. А если и американцы, то они подобными экспериментами такую свинью всему миру подложили, что куда там атомной бомбе.

Иван промолчал, решив не рассказывать о том, что приземлившееся на аэродром Белогорска ржавое чудо не имело отношения к американцам, зато имело отношение к советской космической программе. Как оно умудрилось очутиться здесь, сгорев в верхних слоях атмосферы, он старался не задумываться. В конце концов, это было не самым странным.

– Вирус какой-то, – сказал он исключительно для того, чтобы что-нибудь сказать. – Вроде гриппа. Только хуже. Жрет не только живое, но и металлическое.

– Угу, – кивнула Андревна. – Но ты прав. Надо отсюда выбираться. Хоть как-нибудь.

И тут во входную дверь магазина громко и решительно постучали.

Всех разом смело с места. Даже спавший пионер-спаситель тут же проснулся и уполз под прилавок. Клацнули затворы. Включили и направили на дверь прожектор.

– Открывайте! – послышалось снаружи бодрое. – Быстрее!

– Ты кто? – спросил депутат, осторожно подойдя к двери.

– Человек, как это ни странно. Я же разговариваю!

– Магнитофоны тоже разговаривают, – резонно заметил депутат. – Василий, глянь, кто там.

Стоящий рядом ханурик убрал за плечо охотничий карабин и выглянул в оконную дырку.

– Вроде живой, – сказал он наконец. – Руками машет. Темно, правда. Ночь на дворе.

Лязгнул засов, и в магазин вместе с пургой ввалился человек в зимнем маскхалате.

– Закрывайте живо, они рядом!

Депутат налег тушей на тяжелую дверь. Где-то совсем близко раздался протяжный скрип. Ханурик просунул в оконное отверстие дуло и пальнул для острастки.

Гость осмотрелся, щурясь и помаргивая. Потом лениво козырнул.