— Ну вот, мисс Уэллс, видите, все рады и счастливы, — поддразнил ее Бен, и Шарлотта спрятала свое лицо за бокалом с шампанским, решив приберечь свои возражения до того момента, когда сама их для себя сформулирует.

«Как же все это произошло?» — спрашивала себя Шарлотта, взволнованно расхаживая по своей комнате. Еще недавно она наслаждалась близостью самого восхитительного любовника, о каком только может мечтать женщина. Затем они оказались на свободе, и Бен, возмущенный бегством своего брата, смотрел на нее так, будто в первый раз видел. А теперь он требует, чтобы они поженились через три дня, создавая иллюзию, что это брак по любви, и заявляет, что он не желает ждать дольше.

Он был таким любящим, таким нежным в эти часы заточения в кромешной тьме подземелья, которое теперь представляется ей раем. И вот когда их освободили и перед ними была вся, долгая или короткая, жизнь, ибо кто может знать это наверняка в этом непостоянном мире! — еще сегодня утром ей казалось, что он очень возмутился бы, если бы она напомнила ему об их близости. И после этого он хочет, чтобы она забыла о рассудке и согласилась стать его женой.

Проблема была в том, что Шарлотта так тосковала о своем смелом возлюбленном, что разрывалась между чувством стыда и страстью при воспоминании о волшебных часах, проведенных в его объятиях. Все тело ее жаждало его, таяло при одной мысли о том, как неистово он возбуждался от ее близости, и об интимных ласках, которыми они одаривали друг друга. Глупое тело, строго упрекнула она себя и вновь принялась метаться по комнате. Если эта ходьба не успокоит ее, то хотя бы утомит и утопит воспоминания о ночи, когда она лежала в объятиях своего любовника, будто была создана для него.

— И он говорит, что хочет на мне жениться! — пробормотала она вслух, закончив очередной круг и пожалев, что комната недостаточно большая. — Глупый, нелепый, легкомысленный человек! Как он может после этого ожидать, что наш брак будет благополучен?

— Потому что он — глупец, — неожиданно раздался у порога густой рокот любимого голоса, и от испуга она не успела сказать и слова, как, притворив за собой дверь, он скользнул к ней, как хищник, приготовившийся к прыжку.

— И не только глупец! Он еще посмел появиться у меня в комнате в столь поздний час, чтобы окончательно скомпрометировать меня! — непримиримо заявила она, решив не уступать внутреннему голосу, подталкивающему ее взять от него все, что можно, а потом уже думать о последствиях.

— Верно, но, хотя я и глупец, иногда я вовремя это осознаю и стараюсь набраться немного ума.

— И вы считаете умным явиться сюда? — Она с усилием придала своему голосу недоверчивые интонации и метнула в него убийственный взгляд в надежде скрыть свое возбуждение от одного его присутствия.

Возбуждение росло одновременно с отчаянием, когда она поняла, что опьяняющая страсть опять овладеет ею, если она не остережется, и, в конце концов, ей придется уехать из Лондона, когда ей удастся убедить его, что их брак будет полной глупостью.

— Как только мне найдут подходящую замену, я намерена оставить работу у леди Карнвуд и уехать в Ирландию, — заявила она ему, удивив его этим поспешным решением и отвлекая себя от аромата его тела, снова свежего и ухоженного. — Там живут родственники моей матери. Они независимы от деда и с радостью примут меня.

— Возможно — если бы у меня было хотя бы малейшее желание выпустить вас из вида.

— У вас нет права возражения, — надменно сообщила она.

— Есть, и вы это знаете, — вкрадчиво промурлыкал он и шагнул чуть ближе.

Ей понадобились вся ее гордость и решимость, чтобы не отступить назад.

— Мы ничего не значим друг для друга. — Она страстно выпаливала слова, как будто эта рана, нанесенная его утренним поведением, могла затянуться, хотя знала, что сердце ее не перестанет болеть, так как она его любит, а он ее — нет.

— Нет, дорогая, ошибаетесь. Мы не можем ничего друг для друга не значить, даже если бы жили на разных континентах. Нас связывают необыкновенные, редкие отношения, и я намерен дорожить ими, хотя сейчас вы слишком сердитесь на меня, чтобы это понять.

— Будьте вы прокляты! — Она в ярости обернулась к нему. — Вы считаете, что я должна стать вашей женой, нравится мне это или нет, поскольку вы скомпрометировали меня тем, что оказались запертым со мной в этом подземелье. Я не желаю быть женой человека, который выслушивает священника во время венчания с таким видом, будто ему зачитывают смертный приговор! Ничто не заставит меня выйти замуж за человека, который не желает на мне жениться, хотя бы все блюстители нравственности лопнули от бешенства!

— Вы закончили? — спросил он и прислонился к столбику, поддерживающему балдахин над ее кроватью.

— Даже не начинала! — задыхаясь, выпалила она и набрала воздуха, чтобы отчитывать его дальше.

— Я прошу прощения, — искренне и с болью сказал он и в первый раз прямо взглянул ей в глаза.

Горькие обвинения замерли у Шарлотты на кончике языка, и все старательно составленные доводы испарились сами собой.

— Я тоже, — пробормотала она и остановилась рядом с ним, смущенная, неуверенная и внезапно уставшая оттого, что он так мгновенно погасил ее ярость. — И что теперь? — спросила она, глядя на него с такой неуверенностью, что он вздрогнул.