Снова заговорил отец.

Хорст становился все более настойчивым.

— Отец говорит, если бы вы захотели побыть здесь подольше, Стивен мог бы расширить свой опыт, поработав на наших многочисленных заводах.

— А что означает «подольше»?

— Ну, на один год, на два. А если пожелаете, то и дольше.

— Боюсь, отец не даст согласия. И не забывайте, что половина нашей семьи осталась дома.

— О нет! Мы об этом не забываем. Отец с радостью распорядился бы доставить сюда вашу дочь самолетом.

— Дорогой Хорст, ведь ей нет еще и трех лет!

— Ну, разумеется, не одну, а с няней, — поспешил добавить Хорст. — И, конечно, за наш счет.

— Вы очень любезны, но думаю, что это невозможно. Поймите, наш дом в Австралии, как и работа Стивена.

— Вы так молоды. Год или два покажутся вам сплошным праздником.

— Вряд ли вашему отцу покажется праздником присутствие еще одного ребенка в доме, где и без того большая семья.

— Отец подумал и об этом: вы привыкли к домам современной стройки. Он готов построить для вас дом поблизости от нашего. А пожелаете, он купит для вас вполне современную квартиру в наших небоскребах. Признаться, мне по вкусу эти квартиры. А если учесть, что у нас постоянная безработица, найти обслуживающий персонал не проблема.

— Берта думает иначе.

— У Берты старомодные взгляды. Надо идти в ногу с временем. Мои американские друзья не испытывают никаких затруднений с прислугой. Заплатите хорошо, слуги найдутся! Берта мыслит довоенными категориями.

— Пожалуй, и это нас не соблазнит. Помимо того, отец…

Хорст снова призвал на помощь свою улыбку, словно включил свет в темной комнате.

— Мне часто доводилось слышать, что австралийцы признают только честную игру. Но разве честно считаться только с желаниями вашего отца и не считаться с желаниями нашего?

— Ну, это уже дело Стивена. Поговорите с ним.

— Но вы-то хотите остаться?

— Хочу я или нет? Честно говоря, не знаю, даже если наша малютка будет с нами. Ведь Стивен все же служащий моего отца, а я всего лишь жена служащего и в деловые отношения не могу вмешиваться.

Поставив на стол чашку, она взглянула на мать, умоляюще смотревшую на нее. Джой отвела глаза в сторону. Нет, она не должна уступать мольбам матери, которую она полюбила, она не позволит отцу провести себя, не поддастся уговорам Хорста.

Хорст вынул портсигар, встал, предложил Джой папиросу, поднес зажигалку и снова развалился в углу дивана. В каждом его движении чувствовался мужчина. «Красивое животное, — подумала Джой. — Он умеет обращаться с женщинами». Зная, что ни своей внешностью, ни своим обаянием Хорст не обольстит ее, Джой улыбнулась ему.

Он принял улыбку как знак согласия.

— Разрешите мне, Джой, выдвинуть еще один аргумент. Ваши родители еще молоды. Мои, а стало быть, и Штефана — стары. Отцу семьдесят четыре года, матери скоро минет семьдесят два. Она так хорошо сохранилась, что трудно этому поверить, не правда ли? — Скорбная улыбка тронула губы матери. — Да простят меня мои родители, но они люди больные. У отца высокое давление, а состояние мамы вам известно.

Мать, поднеся пальцы к губам и не сводя умоляющего взгляда с Джой, покачала головой.

— Год или два — срок небольшой для вас и ваших родителей. А в жизни наших родителей… — и он пожал плечами, замолчал, развел руками, желая движением выразить то, что не мог сказать.

Джой была тронута. Такие речи на нее действовали. Она переводила взгляд с умоляющего лица матери на отца, чопорного, застывшего в своей строгой позе. Но в его глазах, когда он взглянул на Джой, а затем на Хорста, сквозила тревога.

— Когда вы так говорите, я теряюсь. Решать должен Стивен.

— А если он решит остаться, вы не будете возражать?

— Нет.

Хорст выпрямился, он явно торжествовал победу.

— И вы постараетесь уговорить его?

Джой отрицательно покачала головой. Хорст встал, не скрывая своего раздражения, словно его терпение лопнуло. Джой взглянула на него.

— Знаете, Хорст, по-моему, вы все еще считаете Стивена пятнадцатилетним мальчиком, каким вы его видели последний раз и которым можно было помыкать. Но теперь он уже мужчина и должен сам принимать решения, тем более в таких важных вопросах, как этот.

Хорст рассмеялся своим грудным, раскатистым смехом.

— Разве Штефан говорил вам, что я помыкал им?

— Нет, но это и так видно.

Он опять рассмеялся.

— Ну, если и так, то чуть-чуть. Но я готов согласиться с вами, он уже мужчина, настоящий мужчина. Не думайте, что я недооцениваю вашего влияния на него. — Он вопросительно посмотрел на Джой, и губы его тронула насмешливая улыбка: — Джой, вы замечательная женщина!

— Да неужели?

— А разве мой брат не говорил вам этого?