У двустворчатой двери палаты № 3 они остановились. Сестра, сидевшая за столом у входа в палату, улыбнулась им.

— Ах, так это вы, миссис Темплтон! Заходите, заходите! Я сестра Конрик. Сейчас мы вас устроим.

Джэн медленно прошла вслед за ней по длинному проходу между двумя рядами коек. Щеки ее пылали. Она чувствовала, что взгляды больных прикованы к ней, что все они оценивающе разглядывают ее. Ноги у нее подгибались, словно шланг от пылесоса, и она нетвердо ставила их, выворачивая носками наружу; ей казалось, что колени у нее могут в любую минуту подогнуться, и, когда ей приходилось отрывать ступни от пола, они казались ей невероятно тяжелыми.

Ей казалось, что вся палата видит, как плохо она ходит. Но она шла, и это было сейчас очень важно.

«Надо войти туда, даже если вы свалитесь после этого», — сказал доктор, и она продолжала идти, хотя ей казалось, что не будет конца этому длинному натертому проходу между койками, тянувшемуся, наверно, на целые мили.

Сестра остановилась.

— Немного устали, правда?

Сильная рука обхватила ее вокруг талии.

— Пойдем, малышка, осталось всего с полмили.

Джэн доковыляла таким образом до кровати в дальнем углу палаты.

— Ну вот здесь. Теперь садись и отдохни немножко, а потом сможешь лечь.

Это была крупная женщина, сильная и ловкая, с мускулистыми руками и приятным скуластым лицом. Джэн благодарно опустилась на стул. Она дрожала, руки и ноги у нее будто налились свинцом.

— Сейчас все будет в порядке, — проговорила она, с трудом переводя дух, — я просто…

— Знаю, — сестра потрепала ее по плечу. — А вот ваша соседка — миссис Лэмберт.

Миссис Лэмберт подняла на них синие, будто нарисованные на фарфоре глаза, нервно улыбнулась и снова отвела взгляд, пробормотав:

— Рада познакомиться.

Сестра окинула взглядом палату и крикнула:

— Девочки! Это миссис Темплтон, я хочу, чтоб вы за ней присматривали, пока она не освоится. Может, чашечку чая кто-нибудь приготовит?

Женщина, лежавшая напротив Джэн, кивнула.

— Будьте так добры, милочка, приготовьте для нашей новенькой.

Женщина снова хмуро кивнула. Ее дряблые щеки свисали над ярко-красной пижамной курткой, седые пряди спадали ей на лицо. Над ее постелью висела большая табличка с надписью «Молчание».

— Ну, а теперь, если ноги у вас отошли немного, давайте захватим вашу ночную рубашку, халат и отправимся в ванную. Вы и полотенце тоже с собой захватили? Умница! Переоденетесь и — в постельку, а тем временем миссис Майерс приготовит вам чашечку чаю. Она у нас по этой части лучший специалист во всей палате.

При этих словах тусклые карие глаза миссис Майерс просияли. Она с собачьей преданностью взглянула вслед сестре и стала натягивать халат.

Возвращаясь из ванной в палату, Джэн испытала то же чувство, что и вначале, когда она шла между рядами коек, — такое чувство, будто она голая. Никто не смотрел на нее открыто, но она знала, что все они следят за ней из-под полуопущенных ресниц, как бы мысленно оценивая ее. Когда ты вот так прикован к постели, появление новичка в палате настоящее событие, нарушающее монотонное однообразие жизни.

Джэн юркнула в постель и со вздохом облегчения натянула на себя простыню, будто отгораживаясь от других.

Миссис Лэмберт снова улыбнулась ей своей нервной улыбкой и вернулась к чтению. С чашкой дымящегося чая к ней медленно подошла миссис Майерс. Чашка была толстостенная, а на блюдечке лежало два печенья.

— Большое вам спасибо! Вы так добры ко мне! — проговорила Джэн.

Что-то сверкнуло в темных глазах миссис Майерс, и опущенные уголки ее рта дрогнули. Она ничего не ответила Джэн. Повернувшись, она тяжело заковыляла к своей постели, легла и стала пить чай, шумно втягивая в себя горячую влагу и причмокивая.

Джэн тоже пила маленькими глоточками обжигающий нёбо чай и грызла печенье, внимательно разглядывая противоположную стену. В просветах между койками на противоположной стене были окна, но они были так высоко, что в них ничего нельзя было разглядеть: видна была лишь узкая полоска неба между оконной рамой и покатой крышей веранды, примыкавшей к бараку снаружи. Но и эта полоска доставляла Джэн радость, она говорила о том, что тесные стены, в которые заключила ее болезнь, наконец, раздвинулись, и если это была еще и тюрьма, то, во всяком случае, тюрьма более просторная.

Подошел вечер, и горизонтальный луч солнца, проникнув через окно позади ее койки, упал на противоположную стену. Она радостно смотрела на золотистый зайчик, в котором плясала пятнистая тень ветки. Она уже забыла, как дрожат ветки на ветру, как дрожат и плещутся маленькие островки света — само солнце в миниатюре, солнце, которого ей отсюда не было видно.

Барт пришел после ужина, и на лице у него была его прежняя улыбка: тревоги и волнения, угнетавшие его по возвращении домой там, в городской квартире, здесь больше не тяготили его. Он рассказал, что уже беседовал с секретарем и договорился начать работу со следующего понедельника и что сегодня вечером он отправляется на поезде обратно в Сидней и будет жить у Чиллы до воскресенья.