Есть в моем сознании какой-то уголок, точно знающий, насколько будет больно умирать от того оружия, которое на меня нацелено. Блин!— шепнул он. Возможна сильная и жгучая боль!

Ага, откликнулась я согласно. Так что деремся аккуратно.

Он ударил молниеносно, но мне его движения казались плавными, как в бочке с медом. Перехватив руку с ножом, я ее сжала и завернула за спину, чтобы он почувствовал, будто сейчас ему вывихнут локоть и плечо. Он зашипел от боли, хватка разжалась, и рукоять ножа скользнула мне в ладонь. Руки-На-Молитве рухнул на колени.

Вцепившись в его руку еще крепче, я поддернула ее выше и чуть вывернула — чтоб понимал, как мне легко ее сломать. Одновременно я прижала ему к горлу нож.

— Кто вас послал?

— Да кто нас мог послать?

Я сильнее нажала на нож, по шее побежали вниз капельки крови.

— Для шайки бешеных расистов вы, ребята, слишком хорошо деретесь. А я сейчас так зла, что тебе будет очень больно, если ты не скажешь.

У него дернулся подбородок, и я не успела разжать ему зубы, как он опрокинулся.

— Ах ты сукин сын!

Я схватила его запястье — пульс не затихал. Значит, этот гад проглотил что-то послабее цианистого калия. Сейчас в искусственный зуб можно вложить любое средство — например, такое, которое погрузит агента в кому на неделю. Вот и дожидайся от него быстрых ответов. Вайль наверняка получше выступил. Я обернулась посмотреть.

Ага. Мой начальник отлично справился в одиночку. Похоже, Иисус-Спаситель пытался удрать, потому что стояли они ярдах в пятидесяти от меня. Он смотрел на Вайля взглядом крысы в капкане, размахивая своим крестом, как пугачом, а Вайль кружил около него. Я ощущала, как растет мощь вампира, и меч его уже танцевал в воздухе буквально в паре дюймов от креста. Иисус-Спаситель тоже это ощущал, и видно было, что ни дрожащая рука с крестом, ни мочевой пузырь долго не выдержат.

— Ты мне скажешь все, что знаешь о тех, кто тебя нанял, — сказал Вайль.

Иисус-Спаситель был Чувствителен, как и я, и потому обладал частичным иммунитетом к вампирской силе. Но по той же причине он не мог не ощущать холодную арктическую ярость, рвущуюся из каждого сказанного Вайлем слова. Мой босс двинулся к нему — он завизжал девчачьим визгом и бросился прямо к «лексусу». Вайль посмотрел ему вслед с некоторым недоумением, потом направился за ним широкими шагами. Нечленораздельно завывая, как будто за ним гналась ведьма из Блэр, Иисус-Спаситель добежал до «лексуса», увидел на шоссе огни идущей машины и выскочил на дорогу.

— Стойте! — завопил он, подпрыгивая и размахивая руками.

Вайль бросился за ним:

— Ты спятил? Уйди с дороги!

— Стойте! Спасите! — орал Иисус-Спаситель, выбегая на встречу фарам.

Взвизгнули тормоза, но полугрузовику не остановиться на пятачке. Иисус-Спаситель погиб с крестом в руке. Вампир, пытавшийся его спасти, смотрел с обочины, не желая верить своим глазам.

— Ах ты сукин сын!

Я отвернулась от размазанного тела, а Вайль вытащил телефон, чтобы позвонить. Костюм слабо застонал, и я подошла посмотреть, что с ним. Он снял с себя ремень и пытался затянуть его на руке, чтобы перекрыть фонтан, заливший плечо, рукав и пол-лица.

— Ну-ка, — сказала я, — давай помогу. — И дернула ремень, туго затягивая. Костюм вскрикнул от боли, но струйка крови сменилась каплями. — Будешь в следующий раз смотреть, на кого засаду ставишь, — добавила я. — По этому миру ходят чудовища похуже вампиров.

— Знаю, — прошептал он, глядя прямо мне в глаза, будто там разворачивалась перед ним моя тайная жизнь, ужасающая карта убийств и разрушений, оправданных — быть может, быть может, оправданных— убийствами и разрушениями, которых удалось избежать.

Вернулся Вайль, наклонился над неподвижным Седобородым и зашептал ему в ухо.

— Тебе осталось несколько секунд, — сообщила я Костюму. — Потом он склонится над тобой, нашепчет тебе в ухо, взболтает мозги в кашу. Ты ничего не хочешь сказать, пока твой разум не растекся замороженным йогуртом?

Ну да, я преувеличила. Скорее всего Вайль внушает подсознанию Седобородого, что если он еще раз попытается кого-нибудь убить, кого угодно, пусть хоть вампира — у него лопнет сердце. Может быть, Костюм это почуял.

— Нет, — ответил он.

— Вайль обожает делать из чужих мозгов кашу, — сообщила я. — В буквальном смысле. С тобой он может обойтись по-божески — оставит тебе воспоминание о жене и детях, о твоем детстве. Если ты скажешь ему, кто послал тебя.

Костюм побледнел, покрылся холодным потом, почти теряя сознание — может, потому и проговорился.

— Он нас убьет, — прошептал он. Глаза закрылись, по щеке покатилась слеза. Вы мне поверите, что мне его стало жаль?