– Что хотели, парни? – сплевывая пасту, проговорил Зверь.

– А что так борзо ты нам отвечаешь? – поигрывая скулами, с вызовом поинтересовался Грек.

Зверь усмехнулся и снова хлебнул воды, чтобы прополоскать рот.

– Ты чего скалишься, баклан? С тобой хочет смотрящий пообщаться! Так что пойдем, – распорядился Грек.

– Тот, кто хочет со мной пообщаться, пускай сам приходит, – ответил Зверь.

– Ты чего, совсем рамсы попутал? – рявкнул Грек и ринулся на Зверя.

Завязалась потасовка. Мухомор успел достать из кармана заточку и стал ею размахивать; и в тот же момент тело Грека рухнуло на пол.

– Порешу, сука! – размахивая заточкой, орал Мухомор.

Зверь в доли секунды перехватил один из выпадов зэка и ударил его в нос локтем. Раздался хруст ломающихся хрящей, и Мухомор опустился на пол рядом с Греком.

– Разговор не получился, – сказал Зверь и вышел из умывальника.

Поздно ночью в полутемной каптерке чифирили представители воровской масти «двойки».

– Ты прикинь, Феня, Грек ему говорит, что с ним смотрящий желает поговорить, а он, сука, в ответ базарит: пусть тот, кто хочет с ним говорить, сам и приходит. Ну, тут Грек и ринулся на него. Я заточку вынул, и все. Раскидал он нас, сука, так что я даже ничего не понял, – рассказывал взахлеб Мухомор, нос которого чудовищно распух.

– Да, отделал он вас крепко, – улыбаясь и глядя на пострадавших, сказал Феня. – Ничего вам поручить нельзя, придется завтра самому разгребать это дело. Как говорится, если гора не идет к Магомету, значит, это горе и ни к чему. Ладно, будет день – будем думать. Главное, чтобы черные его за эту ночь не переманили, – проговорил Феня и отхлебнул пару глотков из общей кружки с чифиром.

Дверь каптерки открылась, и на пороге появился парень в черной робе.

– Там это, во втором отряде шмон идет. Бойня, говорят, была страшная. Чеченцы пришли на разговор к Зверю, да, видно, разговор не вышел. Он четверых поломал, трое – совсем тяжелые, их сразу на больничку отправили. У меня в том отряде один малый ухо грел, когда они бакланили. Все вроде нормально вначале было. «Чехи» по-человечьи к нему подкатили. Салам, говорят, брат, рады приветствовать тебя вдалеке от нашей земли, что-то еще по-чеченски ему напевали. А он им говорит по-русски: не брат я вам вовсе. Ну, тут и началось месилово, сломал он их не по-детски. Ну, а потом дубаков нагнали, «чехов» – в больничку, а Зверя немного попрессовали и в ШИЗО закинули. Да, забыл сказать – Зверь еще парочку дубаков отделал, так что красивое, говорят, было зрелище.

– Вот это кино… Выходит, Зверь – жиганец еще тот. День в колонии, а все разговоры только о нем. Знавал я таких по прошлым отсидкам. В Тамбовском централе лет десять назад пересекся я с одним пацаном, так его везде в браслетах водили, даже поссать. Он ни в какие коалиции не вступал, был всегда сам по себе, но плохо кончил. Забили его до смерти мусора, прямо в ШИЗО. Так он, красавец, трех вертухаев умудрился с собой в ад забрать, – поведал собравшимся Феня. – В любом случае надо бы его под себя загнать, с таким бойцом наши позиции на «двойке» значительно поокрепнут. «Чехи» в любом случае попытаются его достать, вот тут-то мы и должны его подстраховать. Так, бродяги, нужно загнать ему грева на ШИЗО, пусть знает, что есть у него поддержка. Ну, а из ШИЗО выйдет, я с ним лично пообщаюсь. А теперь всем спать, – Феня отправился на боковую.

Зверь очнулся в холодной сырой камере штрафного изолятора. Каждое движение тела отдавалось острой болью. Да, били вчера крепко. Уже под вечер к нему в камеру вломились человек восемь в масках и стали отрабатывать свое мастерство ударами тяжелых резиновых дубинок. Потом он провалился в беспамятство. Очнулся с воспоминаниями о Карине, о тех днях, когда они часами напролет могли болтать на любые темы, мечтая о будущем. «Она погибла из-за меня. Я был единственным в ее жизни любимым мужчиной – и все так скоропостижно оборвалось… Господи, за что мне такие испытания, за что? Я не знаю, кто я, не знаю, откуда, кто мои родственники, я не помню ничего из прошлой жизни. Непонятно, чего все от меня хотят? Эти двое, которые сегодня утром ввалились в умывальник… я так и не понял, что они хотели. Вечером подъехали чеченцы. Ну, здесь более-менее понятно, считают меня своим земляком. Да, удружил мне Герасимов, надев на меня чужую шкуру! Хотя, в принципе, он в этом не виноват, он всего лишь выполнял распоряжение вышестоящего руководства; а так он вроде парень неплохой. Интересно, где он сейчас, чем занимается? Это, пожалуй, единственный человек, к которому я хорошо отношусь. Но все же как легко в нашей стране посадить человека! А этот адвокат, который защищал меня в суде, лишь кивал и говорил: на усмотрение суда, ваша честь. Просто кивал. А ведь давал, наверно, какую-то клятву или присягу… Что же с моей памятью? Вернется ли она ко мне и когда это произойдет?»

– Эй, Зверь! – раздался тихий голос из-за двери. – Подгреби-ка сюда.

Решетка открылась, и чья то рука протянула Зверю пачку «Мальборо» и зажигалку.

– Это тебе от друзей, – проговорил голос за дверью.

– А от кого именно? – поинтересовался Зверь.

– Велено передать, что в друзьях у тебя сам Феня – смотрящий за «двойкой», так что смекай, парень, – сказал человек за дверью и, насвистывая какую-то мелодию, удалился.

Зверь открыл пачку «Мальборо», закурил и с жадностью затянулся. От дыма перед глазами все поплыло. «Интересно, что все-таки нужно этому смотрящему? Может быть, мы с ним знакомы? Или, по крайней мере, он может помочь мне что-нибудь вспомнить? Надо обязательно после ШИЗО с ним пообщаться», – подумал Зверь и провалился в глубокий сон.

Ему снова снились Карина, следователь Герасимов и человек с наколкой в виде костлявой старухи с косой.

Прошел месяц. Как-то утром дверь камеры отворилась.

– Якуев, на выход, – произнес хриплым басом конвойный.

Через пятнадцать минут конвойный завел его в кабинет, на двери которого на красной картонке было начертано «Начальник учреждения Поддубный Роман Дмитриевич».

– Разрешите, товарищ подполковник. Заключенный Якуев доставлен по вашему распоряжению, – козырнул начальнику конвойный.