— Я уже сказал.

— Повтори.

— Я купил это для собственного пользования.

— Ты же еще не употребляешь! Хочешь сказать, что запасся наркотиками на всю жизнь? Тут как раз столько — больше десяти лет редко кто из кайфующих живет. Ты, навозный жук, хочешь нажиться на несчастье других? Ты понимаешь, что привез? Чуму, проказу ты привез!

— Володя! — Эгон снова одернул его.

— Извини, прокуратура, но мне и в самом деле хочется его убить… — Володя скрипел зубами. — Знаю, что так думать нельзя, но не могу перебороть себя… Извини, Эгон… Уже целая неделя, нервы не выдерживают… Только засыпаю, снова вижу их… Как болезнь, кошмарная болезнь…

В задней комнате обыск закончился безрезультатно, к полиэтиленовому мешочку прибавилось лишь два патрона для гладкоствольного охотничьего ружья, увидев которые, Алексис откровенно усмехнулся — ну и находка!

— Где само ружье?

— Откуда мне знать, патроны валяются еще со времен, когда отец был дома.

— Осмотреть ванную комнату, туалет, коридор, кухню!.. — приказал Володя подчиненным. — Возьмите отсюда стулья, а то понятым не на чем сидеть…

Ималда встала и направилась в кухню.

— Вы куда? — спросил усатый.

— Пить хочется.

— Я провожу вас…

Ималда открыла кран, немного переждала, пока стечет теплая вода и заставила себя чуть ли не залпом выпить целый стакан, затем налила снова — если уж приходится изображать жажду, то и вести себя следует соответственно.

Усатому, наверно, стало неудобно стоять совсем рядом и он отошел к двери.

Ималда поставила стакан на полочку и начала медленно мыть руки.

— С кем ваш брат встречается?

— У него много знакомых… Во всяком случае раньше было много. Приходили однокурсники из мореходного училища…

— А в последнее время?

— В последнее время он жил на судне.

— В вашем подъезде двенадцать квартир. С соседями, наверно, разные отношения, но может, здесь живут друзья еще с детства?

Ималда тем временем подошла к вешалке с полотенцами и стала вытирать руки. К усатому она стояла спиной.

Рискнуть, другой такой возможности не будет!

— Этажом ниже живет парень, с которым Алексис играл в одной волейбольной команде… — Вешая полотенце на крючок, Ималда сняла с соседнего крючка ключ на синей ленточке — от второго сарайчика в подвале.

— Двери слева или справа?

— Если подниматься по лестнице снизу, то справа, — скомкав ленточку, она зажала ключ в кулаке. — Мне нужно в туалет…

— Как только наши туалет проверят… Еще пару минут, не больше.

Как бы приглаживая волосы, Ималда опустила ключ за воротник.

— Ждать здесь или в коридоре?

— Да, можем постоять здесь.

Эгон прав: в злости толку мало, ругал себя Володя. Лишь холодный рассудок поможет выйти на правильный путь. Но когда он вспоминал о том, что примерно столько же — в мешочке, лежавшем на столе, было не меньше килограмма — уже в чьих-то руках или чуть позже разберут покупатели, он с трудом сдерживал в себе желание наброситься с кулаками на этого Мелнавса. И забил бы его до смерти, если тот не скажет, где второй мешок… А что, если и в самом деле не было? Сумка, как ему показалось — да всем показалось! — Мелнавсу оттягивала плечо, но больше-то они ничего не знают.

«У нас нет наркомании, наркомания присуща лишь капиталистическому обществу», — так их, будущих юристов, поучал на лекциях в университете доктор наук.

«У нас нет и проституции», — в тон ему очень серьезно добавил Эгон. Они с Володей учились в параллельных группах, вместе подрабатывали ночными дежурствами, патрулируя с милицией и вылавливая проституток возле железнодорожного вокзала. Эгон и Володя рано женились и, живя на стипендию, не могли свести концы с концами.

Студенты тогда захихикали над наигранной серьезностью Эгона: все хорошо поняли, что именно он хотел сказать, и только на окаменелом лице преподавателя не дрогнул ни один мускул.

«Да, у нас нет и проституции, ибо нет необходимых для нее социальных условий — бесправия женщин, низко оплачиваемых профессий и безработицы», — ответил он на реплику.

Преподаватель все объяснял просто: по лежащему перед ним учебнику.

Как удобно и замечательно было жить по этим книгам, да если еще не смотреть по сторонам! И предаваться усыпляющим теориям о социальных болезнях, которые существуют лишь в фантазиях самих больных!..

Уже с неделю работники оперативной группы недосыпали: обыск следовал за обыском, было возбуждено около восьмидесяти уголовных дел, из одного рассадника зла следы уводили в другой, за пределы района — как с этим Мелнавсом.

Перед глазами Володи словно в калейдоскопе мелькали сцены и люди, увиденные им за последнюю неделю. Они подавляли своей безысходностью. Эти люди казались скопищем калек, они, стуча костылями по мостовой, тащатся навстречу собственной смерти. Их — и образованных, и тупых невежд, и обеспеченных, и бедных — уже ничто не остановит. А за ними — целое поколение подростков, сами же калеки его и искалечили, и оно плетется той же дорогой, к тому же концу…

Мать, еще молодая женщина, и сын-школьник, ученик седьмого класса. Оба лежат в полном трансе. Отца у мальчика, конечно, нет.