Шрифт:
Анатоль не ощущал в себе никакого особого ума, только безмерную опустошенность.
– Как ты додумался так блестяще солгать?
– Со времени женитьбы на Медлин я научился сочинять сказки.
С той минуты, как Мариус появился в замке, имя Медлин прозвучало впервые. Мариус ощутил глубокую печаль, глядя внезапно увлажнившимися глазами на свидетельства упадка и запустения, снова проникавших в замок Ледж. Он впитывал в себя мрачную атмосферу кабинета, отмечая в уме задернутые занавеси, камин, откуда давно не выгребали пепел. Он не хотел вмешиваться в жизнь Анатоля, но ничего не мог с собой поделать. Он решительно прошел дальше в кабинет.
– Анатоль, я давно хотел сказать тебе, как мне жаль…
– Не надо, - перебил Анатоль, боясь сочувствия Мариуса, а еще больше - понимания, которое он отчетливо видел в худом лице кузена. Понимания человека, слишком хорошо знающего, что значат долгие годы одиночества, тьмы и пустоты, когда жизнь теряет смысл. Анатоль не хотел этого знать.
Мариус глубоко вздохнул, но, прежде чем он успел сказать что-то еще, Анатоль напрягся, ощутив присутствие постороннего. Кто-то чужой появился в замке.
Джереми провожал кого-то в кабинет. Быстрые движения лакея - и медленная, усталая, шаркающая походка.
– Фитцледж!
– пробормотал Анатоль, вскакивая на ноги. Он старался не надеяться, но надежда снова хлынула в его сердце, словно мощный поток, сметая все преграды на своем пути.
– Мне вас оставить?
– застенчиво спросил Мариус.
Анатоль нетерпеливо отстранил кузена. Он был явно не способен взять себя в руки и хотя бы отчасти скрыть обуявшее его волнение. Когда дверь отворилась, чтобы впустить Фитцледжа, Мариус потихоньку отошел к потухшему очагу.
Анатоль нетерпеливо кинулся к священнику, но лишь затем, чтобы отпрянуть в изумлении. За несколько дней священник сильно постарел, и в это утро перемена была особенно заметна. Его плечи поникли, волосы, словно приклеились к голове, а глаза… Его глаза, в которых всегда светилась юношеская невинность в сочетании с вечной мудростью…
Теперь это были просто глаза старика.
Изможденный вид Искателя Невест давал исчерпывающий ответ на вопрос Анатоля. И все же он не мог удержаться, презирая самого себя за отчаяние, которое выдавал его дрожащий голос.
– Вы… вы говорили с Медлин? Она вернется ко мне?
Старик ничего не ответил. Опустив голову, он добрел до стола и положил на него длинный сверток. Сверкающая рукоять торчала из холстины.
Меч Сентледжей.
Хрупкая надежда, за которую Анатоль цеплялся, как утопающий за соломинку, разлетелась на тысячу кусочков.
– Она отказывается даже увидеться со мной?
– проговорил Анатоль, судорожно сглотнув.
– Вы сказали ей, что я клянусь никогда не пользоваться ни одной из моих проклятых способностей? Что я буду держаться на расстоянии? Что даже не попытаюсь прикоснуться к ней?
– Мне очень жаль, милорд, - произнес Фитцледж.
– Я передал ей все, что вы велели, но ничего не изменилось.
– И… и она по-прежнему желает покинуть Корнуолл?
– Да, она хочет немедленно вернуться в Лондон.
Анатоль сказал себе, что именно этого он ожидал, именно этого боялся. Так узник на скамье подсудимых ждет пожизненного приговора. Но почему приговор все равно поражает так жестоко?
Он снова откинулся на спинку кресла. Медлин хочет покинуть его. Не на неделю, не на месяц - навсегда. Вот как велик ее страх. Отчаяние грозило захлестнуть его черной волной, он закрыл глаза в попытке побороть приступ.
– Хорошо, - прошептал он. Он механически протянул онемевшую руку, нашел перо и придвинул к себе лист бумаги.
– Я велю моему поверенному передать в ее распоряжение такую сумму, какую бы она ни захотела. Я уже отправил почти всю ее одежду в дом священника и позабочусь о том, чтобы остальные ее вещи отослали в Лондон. Она… - он запнулся, так как горло у него перехватило.
– Ей наверняка понадобятся ее книги.
Все это время Мариус молча слушал. Но теперь он бросился мимо Фитцледжа к Анатолю, склонился над ним.
– Господи помилуй, Анатоль, что ты такое говоришь? Это невозможно, нельзя позволить ей уйти!
– Что ты хочешь от меня, кузен?
– устало спросил Анатоль.
– Чтобы я заставил Медлин вернуться ко мне? Приковал ее к стене цепью?
– Нет. Тебе и не придется. Медлин не боится вас, милорд.
– Ты не был здесь в ту ночь. Ты не заглядывал ей в душу, да твои способности и не понадобились бы. Любому глупцу было бы видно, как она напугана.
– Я бы тоже испугался, если б ты обрушил на мою голову половину замка!
– вскричал Мариус.
– Но я смотрел в сердце твоей жены прежде и видел там только силу и храбрость. И любовь к тебе.