— По-моему, тебе пора сходить к врачу, Бруно. Пусть пропишет успокоительное.

Произнося это, Этрих невольно выпрямился и обвел пространство кабины расширенными от страха глазами.

— Лифт только что остановился, но никто в него не вошел. Ты ведь заметил?

— Ну и что из этого?

Манн махнул рукой в сторону двери:

— По-моему, кое-что все же сюда проникло. Просто оно для нас невидимо.

Этрих испугался не на шутку. Да и кто остался бы спокоен, оказавшись на его месте, в тесной кабине, с человеком, у которого явно не все дома.

Лифт полз до следующего этажа целую вечность, но наконец остановился, и металлические дверцы скользнули в стороны, открыв путь к свободе. Этрих двинулся к выходу. Бруно цепко ухватил его за руку и потащил назад.

Этрих покосился на ладонь, сжавшую его предплечье.

— Отпусти меня немедленно, Бруно!

— Послушай…

— Если ты сейчас же не разожмешь руку, получишь по физиономии!

Бруно нехотя отпустил его.

— Как скажешь. Но тогда я пойду с тобой.

В коридоре у лифта окончания их перепалки терпеливо ожидал немолодой красивый темнокожий мужчина в дорогом, явно сшитом на заказ костюме темно-зеленого цвета. Но они так долго препирались, что едва успели выскочить из лифта, прежде чем створки дверей затворились и кабина уехала. Этрих извинился перед незнакомцем. Тот широко ему улыбнулся. И при виде его зубов в голове у Этриха все встало на свои места. Зубы у чернокожего мужчины были очень крупные, желтоватые. Они напоминали старинные слоновой кости клавиши фортепиано.

Память соткана из множества нитей. Потянешь за одну, и она приводит в движение остальные. При виде этих желтых крупных зубов Винсент Этрих покачнулся и едва не упал. У него в буквальном смысле подкосились ноги, и ему пришлось прислониться к стене, чтобы не потерять равновесие. Потому что он разом вспомнил все. В сознание его возвратилось то, что каким-то непостижимым образом оказалось стертым из него нынешним утром. Загадочной женщиной в его постели была Изабелла Нойкор. Та, что звонила ему по телефону, звалась Коко Хэллис. В этой больнице он умер. Бруно Манн тоже отбыл в мир иной, но, как и сам Этрих, вернулся оттуда. А этот симпатичный пожилой мужчина в зеленом костюме, что так тепло ему улыбается, — Тиллман Ривз, его сосед по палате.

— А вот и вы наконец, дорогой Винсент. До чего же приятно встретить старого знакомого из прежней жизни!

Трое умерших мужчин сидели в больничном буфете и потягивали кофе. Серьезный разговор пока не клеился.

— Так что же это получается: с тех пор как умерли, вы все время здесь? И не можете никуда уйти? — В голосе Бруно слышались нотки недоверия.

Тиллман Ривз потеребил пальцами подбородок:

— Нет. Это все равно, что очутиться в пьесе Сартра. Кстати, если уж говорить о пьесах, не читали ли вы «Доктора Фауста» Кристофера Марло, мистер Манн? Замечательная вещь, одно из моих любимых произведений. Так вот, Фауст спрашивает Мефистофеля, где находится преисподняя. И этот пройдоха отвечает ему: «Как где? Под небесами». — И длинные темные пальцы, оставив в покое подбородок, начертали в воздухе небольшой круг, чтобы обозначить подобие места, где все они в данную минуту находились.

Бруно беспомощно взглянул на Этриха, ожидая от него пояснений. Но Винсент молчал, и тогда Бруно перевел взгляд на пожилого негра и сознался:

— Я что-то не понял…

Ривз дружелюбно кивнул.

— Мы все трое по неизвестным нам причинам воскресли из мертвых. Вернулись в наши прежние жизни, хотя и утратив при этом некоторую часть воспоминаний. Мы не знаем, зачем мы снова здесь и что нам с этим делать… Помните ли вы, как прежде боялись смерти? Как готовы были чем угодно пожертвовать, лишь бы остаться среди знакомых людей и привычных вещей? Так вот, это наше желание осуществилось. И что же, вы счастливы? Ад находится как раз под небом.

За столиком воцарилась тишина. Бруно и Этрих мрачно обдумывали слова Тиллмана Ривза, который, дав им возможность поразмышлять несколько секунд, нарушил тишину словами:

— Я тоже мало что во всем этом понимаю, а меньше всего — почему вы двое можете перемещаться в пространстве куда пожелаете, а я навек заточен в этом тоскливом месте.

Бруно откинулся на спинку стула и сцепил пальцы на затылке.

— А что вы тут делаете по целым дням? Чем можно себя занять в больнице?

— Наблюдаю за ходом операций, разговариваю с пациентами.

Этрих прервал его:

— А как они к вам относятся, Тиллман? Как отреагировали люди вроде Черной Сучки Мишель на ваше воскрешение из мертвых? И остальные, кто знал, что вы умерли? Те, кто стали свидетелями вашей смерти?

— Кто это — Сучка Мишель?

— Она была нашей медсестрой, ухаживала за нами в палате. Мишель Маслоу, — пояснил Этрих.

— Они хорошо относятся ко мне и ни о чем не подозревают. Думаю, ваши друзья и коллеги примерно так же обходятся с вами. Все вроде бы нормально, кроме некоторых моментов. Со мной здороваются и болтают ни о чем. И это все. У людей как будто коллективная амнезия насчет того, кто я и кем был. Встречая меня здесь изо дня в день, они не спрашивают, что я тут делаю, почему до сих пор никуда не убрался. Здороваются, болтают минуту-другую и уходят по своим делам. Им кажется, что я именно здесь и должен находиться, а где же еще? Для них в этом нет ничего странного.

Этрих по своему собственному опыту знал, насколько все это верно. Пока Коко не сказала ему правду, жизнь его казалась такой же, какой была полгода назад, и окружающие его люди вели себя совсем как прежде. «Коллективная амнезия». Лучше не скажешь.

— Но что же нам теперь делать? — тоном потерявшегося ребенка спросил Бруно.

— Честное слово, не знаю, мистер Манн. Надеюсь, меня рано или поздно осенит. Посетит, так сказать, внезапное озарение. Но пока ничего подобного не произошло, можете мне поверить.