Коко сразу поняла, что с ней случилось. Она придвинула к ней свою чашку с чаем:

— Выпей быстрей.

Изабелла, вперив в нее остановившийся взор, едва нашла в себе силы, чтобы подчиниться. Стоило ей сделать всего один глоток, как боль утихла. Трясущейся рукой она отняла чашку от губ.

— Что же ты? Выпей все до капли. Так будет вернее.

Пережитая боль была такой сильной, что едва ее не спалила. Еще немного, и она превратилась бы в горстку пепла.

— Что это было? — с трудом выдавила она из себя.

— Моя оплошность. Я пила из твоей чашки, и мне следовало сразу передать тебе мою. Прости. Ты пострадала по моей вине.

По виду Изабеллы нетрудно было догадаться, что она ничего не поняла. Коко терпеливо продолжила пояснения:

— Отпив из твоей чашки, я получила возможность вести разговор о сложных материях на понятном тебе языке. Иначе ты не разобрала бы моих слов.

— А какой твой родной язык?

— Я ведь уже говорила, что явилась сюда из чистилища. Находясь в вашем мире, я ему не принадлежу.

Изабелла, указав на нее пальцем, осторожно предположила:

— Так это не ты?

— Это всего только малая часть меня. — Она подняла вверх большой палец. — Точно так же, как, к примеру, любой из твоих пальцев является лишь частью тебя.

— А остальное? Ты не могла бы показать мне себя всю, целиком?

— Нет, даже пытаться не стоит. Ты пока не в состоянии этого постичь, понимаешь? Только когда твоя жизнь кончится… Для того и существует чистилище. Там учатся пониманию и постижению.

— Почему на меня вдруг обрушилась эта боль?

— Твоя душа оказалась переполнена чужеродной информацией. Ну… Чтобы тебе было понятнее… Предохранитель перегорел. В тебя были загружены данные, которые ты не смогла усвоить и обработать. Жесткий диск у тебя маловат оказался. Пригубив из моей чашки, ты поднялась на другой уровень. Теперь все в порядке. Мы можем продолжать. Тебе ничто не угрожает.

— Так как же все это устроено?

Коко стала загибать пальцы:

— Жизнь. Потом чистилище. Потом смерть. Люди думают, что умирают, когда жизнь кончается. Ничего подобного. Сначала им приходится побывать в чистилище и там усвоить, что такое смерть и как им обрести в ней свое место.

— Выходит, чистилище — это что-то вроде школы?

— Да, в некотором смысле.

— Значит, умерев, все отправляются учиться?

— Оставив позади жизнь, все попадают в школу, совершенно верно. — Коко подозвала проходившего мимо официанта и заказала еще чаю.

— Так где же я побывала, когда отправилась за Винсентом?

— В чистилище.

— Но я отчетливо все помню. Очень похоже на наш мир. Очень.

— Совершенно верно. Это специально так устроено для новоприбывших, чтобы они попадали в привычную обстановку. Но чем дольше ты там находишься, тем заметней все меняется.

— А смерть? Что это такое?

— Смерть — это мозаика. Она — мозаика.

Официант подал им чай. Ответ Коко глубоко разочаровал Изабеллу, и она не сумела этого скрыть.

— О чем ты?

— Ты строишь свою жизнь, а потом она заканчивается. Но что происходит с существом по имени Изабелла, которое ты создала? Исчезает ли она, когда твои глаза закрываются навек? Это было бы бессмысленно, согласись. С какой стати вся энергия, накопленный опыт, развитое воображение обратились бы в ничто? Семьдесят лет развития вдруг в одно мгновение исчезли бы в никуда? — Улыбнувшись, она прибавила: — В том числе вкус перца или… карандаша.

Изабелла, слушавшая ее с напряженным вниманием, улыбнулась.

— Винсент вечно надо мной смеется, когда я грызу карандаши, а я не могу избавиться от этой привычки.

— И от души перчишь свою еду.

— Откуда ты это знаешь?

— От него.

— Он много обо мне рассказывал?

— Нет. И всегда только хорошее, никакой критики. — Коко передвинула свою чашку влево, потом вернула ее на прежнее место и взглянула на Изабеллу. — Это меня доставало.

— Расскажи о смерти.

Коко пошарила в кармане куртки.

— Тебе когда-нибудь случалось видеть мозаику? — На лице ее появилась гримаса: найти то, что ей было нужно, оказалось нелегко.

— Да, я была в константинопольской Софии и в церкви Сан-Витале, в Равенне.

— Отлично.

Коко наконец вытащила из кармана целую пригоршню кусочков разноцветной смальты. На некоторых были отпечатаны буквы. Сделав едва уловимое движение запястьем, она разжала кулак. Плиточки рассыпались по всему столу, некоторые откатились к самому краю, но на пол не упала ни одна.