Однажды Андреев, Качанов и отделение партизан ходили на Гомельскую железную дорогу и подорвали там эшелон. Возвращаясь в лагерь, пересекли большак и подивились тому, что он был безлюден. Потом углубились в лес и неожиданно на проселочной дороге увидели три танка. Они катились навстречу, лязгая траками и гремя двигателями. Они были еще далековато, за поворотом, поэтому партизаны успели спрятаться за соснами.

— Бить будем? — спросил Мишка, подползая к сержанту.

— Гранаты у всех есть? — в свою очередь обратился к партизанам Андреев. Гранаты были у всех, но ни одной противотанковой. Да еще лимонки, из них и связку не сделаешь.

— И тол весь израсходовали, — пожалел Качанов. Партизан, лежащий рядом, толкнул сержанта в бок:

— Бачь, бачь, командир!

Передний танк вывернулся из-за поворота и сержант увидел на башне звезду.

— Наши!

Мишка тоже заметил и, вскакивая, заорал:

— Урра!

Словно какая-то мощная пружина подняла на ноги партизан и гвардейцев и вынесла их на дорогу. Они встали тесной кучкой, потрясали над головой автоматами и винтовками и кричали ура.

Передний танк остановился, башня медленно повернулась и темное дуло пушки грозно уставилось на партизан. Партизаны перестали кричать, опустили руки. Если они обознались и приняли фашистский танк за свой, то бежать поздно.

Откинулась крышка люка, оттуда высунулась голова танкиста в черном ребристом шлеме. Танкист некоторое время смотрел на присмиревших партизан и спросил на чистейшем русском языке:

— Кто такие?

— Партизаны, — ответил сержант.

Танкист посмотрел вниз и сказал невидимому товарищу:

— Да это ж партизаны, старшина!

И первым выскочил на броню. Подошли два других танка. Там тоже открылись люки и тоже показались головы танкистов в шлемах. С третьего крикнули:

— В чем дело, Веселков?

Веселков, танкист из первой машины, ответил, спрыгивая на землю:

— Партизан встретили!

Через минуту танкисты и партизаны трясли друг другу руки, обнимались, кричали что-то. Мишка Качанов забрался,на первый танк и нырнул без спросу в его утробу, где застал механика-водителя. Они с ним расцеловались. И Мишка долго не хотел вылезать из танка. Танкисты кричали, что готовы взять его с собой.

Наконец, Мишка натешил душу, попрощался с танкистами, как с закадычными друзьями, и всю дорогу до лагеря вздыхал — в танке ему понравилось.

Подходя к лагерю, увидели огромнейший костер. Валежнику в него накидали с целую гору. Могучее пламя выхлестывалось радостно и выше сосен. Никогда раньше такого не бывало. Возле костра, как дикари, прыгали люди. Прыгали и кричали. Потрясали автоматами и винтовками.

— Опоздали мы, сержант, — сказал Мишка. — Хотели принести радость первыми, да не вышло!

У костров вместе с партизанами прыгали и потрясали оружием и бойцы Красной Армии.

Давыдов построил свое возбужденное счастливое войско, произнес короткую речь, поздравил с победой и повел в Брянск.

И тому, что отряд шел в Брянск, пожалуй, больше всего радовался Юра Лукин. Он так и не сказал никому про Олю и лишь по пути в город признался сержанту.

Отряд двигался по железной дороге, двигался открыто, и это было очень непривычно, даже как-то неловко. Перед отступлением немцы покорежили шпалы и через ровные промежутки подорвали рельсы. И так до самого Брянска.

Шли и узнавали места. Вот здесь спустили эшелон — металлические остовы вагонов и сейчас свидетельствовали об этом. Там попали в засаду. Вон из того леска вели наблюдение. Все это еще было живо в памяти, волновало, но стало уже историей. Недавней, свежей, но уже историей. То была дорога горячих воспоминаний и жгучей боли.

Остановились в Брянске-втором, возле мясокомбината. Андреев приложил все усилия, чтобы помочь Лукину разыскать Олю. Щуко не было в живых. Партизан, которые тогда ходили вместе, Лукин не запомнил, а те, которых запомнил, как и Щуко, не вернулись с железнодорожного переезда. Старик был на Большой земле и неизвестно, в каком госпитале.

Позвали на помощь Федю-разведчика. Андреев спросил Лукина:

— Как, говоришь, называл того врача Старик?

— Николаем Петровичем, по-моему.

Федя вздохнул:

— Николаем Павловичем. Нет его. Немцы перед освобождением города схватили его и увезли неведомо куда.

Лукин был в отчаянье. Григорий всячески старался ему помочь:

— Еще была там старушка-врач, — не терял надежды Андреев, посматривая на Федю-разведчика: может, он ухватится за эту ниточку?