Женщина, одураченная его маскировкой, освободила для него место. Он держался ближе к краю, одновременно и не склонный, и неспособный приблизиться к священному столбу. Он, как и пещера, где жили женщины, был защищён магией, сжимавшей его живот и вызывающей чувство тошноты, но палочка в руке уменьшала её достаточно, чтобы сделать это чувство терпимым. Волнение, которое он чувствовал оттого, что проник в священный танец, добавило ему острых ощущений. Кровь, несущаяся в его теле, когда он танцевал, придавала румянец.

Подобравшись поближе к одной из танцующих жриц, он взмахнул своей палочкой как мечом. Она, в свою очередь, скрестила свой клинок с ней. Сила удара заставила его пальцы онеметь, но его палочка, будучи изготовленной из металла, издала убедительный лязг, одновременно истощая магию меча. Он быстро прошептал молитву.

Прежде чем женщина смогла отвернуться, он наклонился вплотную к её уху и прошептал грубую команду:

– Следуй.

Это была опасная игра. Если бы заклинание не сработало, он явно выдал бы в себе мужчину, ибо голос его оставался прежним, но, похоже, удача повернулась к нему лицом. Когда он кружился из танца обратно в лес, позади не возникло никакого волнения. Жрица, которую он выбрал, следовала за ним молчаливо, как лохматый ротт, уводимый из стада.

Когда они оказались на некотором расстоянии от танца, он повернулся к ней. Он был рад увидеть, что она была дроу, а не одной из тех поверхностных эльфов, что красили свою кожу в черный цвет. Убийство одного из таких было бы меньшим удовольствием.

Она все еще задыхалась от танца, грудь её поднималась и опускалась, длинные белые волосы блестели от влаги. Она нахмурилась, в её глазах был намёк на беспокойство, когда она посмотрела на Сзорака. Её меч свободно висел в руке.

– Что ты хочешь? Почему мы оставили танец?

Сзорак подозвал её, склонившись, словно хотел что-то прошептать конфиденциально на ухо. Ему пришлось встать на цыпочки, чтобы сделать это – как и большинство женщин, она была выше него.

Она наклонилась ближе.

Он дотронулся до её плеча, шепча слова, запускающие заклинание. Тёмная магия спрыгнула с кончиков его пальцев. Как только её тело забилось в конвульсиях, он прижал свои губы к её, высасывая душу в свою маску.

Но заклинание удержания души не сработало. Вместо того, чтобы быть уничтоженной его магией, жрица всё ещё была жива. Она ударила рукой по его груди, отпихивая. Затем выхватила свой меч и нанесла режущий удар в воздухе, который должен бы был обезглавить его, но заклинание Сзорака нанесло хоть какой-то урон. Жрица покачнулась, когда замахнулась оружием, и он смог пригнуться как раз вовремя, чтобы избежать клинка. Бормоча проклятия, он нырнул под дугу её следующей атаки, вытряхивая из рукава шнур. Он захлестнул его вокруг её шеи, затягивая его позади неё и ловя другой конец шнура второй рукой. Затем вспрыгнул ей на спину, обхватывая её талию своими ногами и наклоняя её торс назад, чтобы затянуть шнур.

Удавка врезалась в шею жрицы, мешая ей кричать или применить заклинание, требовавшее молитвы, но и она не была дурой. Откинувшись назад, она ударила Сзорака о дерево. Его затылок стукнулся о грубую кору, и он выпустил один из концов удавки. Поскольку жрица вырвалась из его захвата, он потянулся к своим ногам, выдергивая из голенища отравленный кинжал. Пока он готовился к броску, жрица попыталась позвать на помощь, но её голос все еще был придушенным из-за удавки, оставившей борозду на горлё. Она потянулась к поясу – за рожком.

Прежде чем она смогла выдернуть его, Сзорак метнул кинжал. Он вонзился ей в горло. Яд закончил работу, начатую удавкой. Жрица напряглась, меч дрожал в её руках, глаза начали закатываться.

Сзорак поймал её, когда она падала. Вновь прижал свои губы к её и сделал вдох – его маска впитала её душу. Он прижал свое тело к ней, смакуя момент. Даже сквозь одежду ее обнаженная кожа ощущалась горячей, мокрой от пота из-за их борьбы и липкой от крови из раны на её горле. Крайне возбужденный, Сзорак возился со своими штанами. Он возьмет ее, отчаянно решил он. Как жрицы Мензоберранзана брали его столь много раз, пока он был всего лишь мальчиком, чтобы удовлетворить свои тёмные и отвратительные потребности. Искоса смотря из-за своей маски, он смаковал острые ощущения оттого, что собирался сделать всего лишь в нескольких шагах от священной рощи Эйлистри. Пока песнь её ничего не замечающих верующих доносилась сквозь деревья, он был бы…

Что-то укололо его в спину, пронзая одежду и плоть - что-то холодное и острое. Лезвие меча. Когда боль нахлынула подобно пустоте, охватив его тело, Сзорак повернул голову, на его лице появилось потрясение. Жрица Эйлистри возвышалась над ним, её лицо слабо освещал лунный свет, ореолом окружавший её волосы, словно фееричное белое пламя. На какой-то момент он подумал, что узнал её.

– Сейилл?
– задохнулся он.

Если это и была Сейилл, она не ответила. Поставив ногу ему на спину, жрица вытащила меч. Кровь, покрывавшая его – кровь самого Сзорака – ручейком стекала с него в его моргающие глаза.

Эйлистри - плюнуло ему в лицо.

Затем чернота поглотила его.

К’арлинд издали наблюдал как Лелиана, Роваан и другие жрицы, пережившие нападение драйдеров, пели под деревом, оплакивая шестерых погибших, погибших от руки судьи. Как объяснила Роваан, обычно тело верующего клали в усыпальницу, которая находилась на вершине дерева, но магическая атака судьи ничего не оставила от тел убитых. Жрицы вынуждены были обойтись пустой одеждой и броней. Ее они связали в узел и уложили в голых ветвях деревьев, чтобы омыть лунным светом — "слезами Эйлистри."