Когда мне в голову пришла эта мысль, я перестала чувствовать себя виноватой, и меня охватила жуткая ярость. Я подумала, кем же вы себя считаете? По какому такому праву вы, черт бы вас побрал, решаете, кем мне быть? Опять все сначала — всем обязательно надо судить меня. Если выглядишь не как все, значит, плохая, если ведешь себя не как все, тоже плохая, и никто не хочет с тобой знаться. Не имеет никакого значения, насколько тебе нужны эти люди, насколько ты любишь их и даже насколько они любят тебя. Не укладываешься в их схему — иди прочь! Ты шлюха, ты плохая, ты недостойна их! Прочь! Прочь!

Когда я много времени отдавала школе и у меня были подружки типа Энни и хороший парень Симон, я была хорошей дочерью. А потом я разругалась с Энни и начала встречаться с другими людьми, с такими, в которых еще не погасла искра жизни, с другими мальчиками, и сразу стала нехорошей, меня перестали любить и начали смотреть на меня, как на дерьмо, прилипшее к ботинкам. Теперь я собака, и все повторяется сначала. Почему плохо быть собакой? А люди именно так думают, правда-правда, но они ничего не понимают, это я вам говорю! Я ведь попробовала быть и человеком и собакой, и я говорю вам — беда-беда-беда, стресс-стресс-стресс. Не делай это, делай то, думай так, не смей этак — долгая глупая игра, в которой чем дальше, тем больше дурацких правил, отнимающих драгоценное время.

Я обежала спальню, поклацала зубами, полаяла, повыла. Вы меня осуждаете? Но я же собака! И что? Внутри я еще была человеком, но они не дали себе труда заглянуть внутрь. Нет, о нет — ведь им лучше знать! Как же им не знать, кто я такая!

Будучи собакой, по крайней мере знаешь, где ты. По крайней мере можно доверять друзьям. По крайней мере у людей нет возможности предать тебя! Чем больше я думала об этом, тем больше мне нравилась моя собачья жизнь по сравнению с человеческой. Друг любит меня. Митч тоже. Они оба умерли бы за меня, если бы потребовалось, и они ни разу не осудили меня за то время, что мы знакомы. А мама, папа, Адам и Джулия? Да и Симон, Энни, Мишель, Уэйн, Добби и Мосли — тот парень, которого я подцепила, когда поругалась с Джулией, — Дейв, и Джейсон, и все остальные, с которыми я познакомилась за последний год, не лучше. В общем-то, быть собакой чертовски хорошо. Только не с Терри — накажи его Господь, — а со своей стаей, охотиться, не давать поблажки чутью и мозгам, чтобы не умереть! Ничего лучше быть не может! Собачья жизнь горит ярким пламенем, если только у собаки нет хозяина или хозяйки. Увы, она очень коротка, но до чего же сладостна. И я хотела от нее отказаться?

Я вспомнила, как злилась из-за встреч с Симоном по уик-эндам, из-за ежевечернего сидения над домашними заданиями, из-за помощи по хозяйству и прочего дерьма. А теперь, когда я могу делать, что хочу, где я? Со стаей? Нет! Я дома и заливаюсь слезами, потому что моя чертова семейка не может принять меня такой, какая я есть. Тоже мне новость! Что изменилось? Ничего — даже я не изменилась, если судить по большому счету.

Мной овладела ярость, я не соображала, что делаю. Носилась по спальне, прыгала по кровати, рвала зубами подушки и простыни, до того я была не в себе. Изжевала учебники — больше я не буду сидеть над ними как проклятая! Я сорвала покрывало с кровати, пописала на ковер и трясла свои шмотки, пока на них не полопались швы. Мне казалось, что моей ярости не будет ни конца ни краю, однако, ища что-нибудь еще, чтобы порвать, я наткнулась на мистера Брауна, моего старого мишку, который был у меня лет с трех. Он лежал, погребенный под кучей тряпок, но у меня не хватило духу его порвать. Вместо этого я осторожно взяла его в зубы и положила на кровать. Я держала его лапами, лизала его морду и, постепенно успокаиваясь, обретала способность рассуждать здраво.

Мне никогда не было хорошо в человеческом обличье. Мне было трудно! Быть человеком очень-очень трудно. Я лежала на кровати и думала: боже мой, неужели так все и будет еще лет семьдесят? Семьдесят лет от меня будут требовать, чтобы я была тем, кем не хочу быть. Семьдесят лет злости и возмущения, страданий из-за вещей, на которые тебе, в сущности, наплевать, например из-за школьных оценок, из-за приличных шмоток, чистого лица, а потом от страха, не страдают ли из-за тебя мама, муж, дети и кто будет твоей следующей жертвой. Семьдесят лет надо вставать утром, когда тебе совсем этого не хочется, и идти куда-то, куда тебе тоже не хочется идти. Тесты, правила, оценки. Опять, и опять, и опять, и опять, и опять. Зачем? Кому это надо? Я же не настолько амбициозна, чтобы вообразить, будто могу изменить мир. Единственное, чего я хочу, с удовольствием проводить время. И все.

Конечно, есть люди, по которым я скучала. Мои родители, мои друзья. Ну да, я недовольна ими, но ведь это не значит, что я не люблю их. Еще мне не хватает танцев и музыки. Чипсов, шмоток, денег в кармане. Людей! Я люблю людей. У человека есть сотни преимуществ. Я думала о том, как выглядела прежде, какие у меня были стройные ножки, гладкий живот, круглые грудки с прелестными розовыми сосками и улыбающееся лицо, и до чего мне недостает всего этого…

Но ведь есть Друг, который обнюхивает меня под хвостом и тихонько рычит: «Хммм, до чего же вкусно!» Я облизала губы. Подняла глаза и увидела себя в зеркале, потом подвигала бровями, и собака, которая двигает бровями, показалась мне настолько забавной, что я засмеялась. Гав-гав-гав!

Мне стало лучше. Свернувшись в клубочек, я сунула нос под хвост, чтобы получить удовольствие от собственных сладких запахов, и заснула на кровати, дыша всем тем, что составляло суть моего собачьего естества.

Не знаю, как долго я проспала на своей кровати. Я понимала, что мои рассуждения не совсем честные — ведь им было неизвестно многое из того, что я знала о самой себе! И все-таки мне было трудно простить их, особенно маму, за сомнения после всего того, что я проделала, желая восстановить мой человеческий статус. Я дремала и размышляла в полусне, стараясь следовать здравому смыслу. Обнюхав мистера Брауна, я опять задремала и проснулась, только когда со скрипом отворилась дверь и в дверях появилась мама с лицом, как треснутое стекло.

— Ах ты, дрянная собака! — вскрикнула она и вбежала в комнату. Я подалась назад на кровати и помахала хвостом. Что я сделала? — Ты только посмотри, что тут творится! Посмотри — все разорвано!

Я огляделась. Ничего себе. Почти половина вещей превратилась в кучу мусора. Потом на глаза маме попался мистер Браун, и вот тут она дала себе волю.

— Ты только посмотри, что наделала! Да как ты могла, дрянная собака, как ты могла разорвать мишку? Только посмотрите! Дрянная, дрянная собака!