Шрифт:
– М-м…
– Теперь – лишь одна комната. Последний бастион, который и обороняем вдвоем с Настей.
– Ей можно доверять?
– О, абсолютно! Настя прекрасного происхождения. Ее отец был денщиком у атамана Дутова. Единственная родная душа. А у вас – семья, родители?
– Никого. От прошлого – только пепел.
– Бедный! Еще чашечку?.. И возьмите печенья.
Печенья Приезжий взял, но занимало его другое:
– Антонина Валериановна, давно вы это… по золоту?
– После третьего мужа остались кое-какие знакомые, вот и занялась. Вы удивлены? Но не носки же мне вязать, как вы полагаете? – задорно тряхнула она головой.
– Да, видно, не по вашей части… Честное слово, жаль, что поздно родился. С какой женщиной я мог быть знаком!
– Без лести, Вольдемар, без лести! – погрозила Прахова пухлым пальцем, весьма, впрочем, довольная. – Что было, то прошло… Ах, Боже мой, как давно я в последний раз была в Париже!.. Но я еще там поживу! – как бы с угрозой кому-то повысила она голос. – Погуляю по Елисейским полям, подышу парижским воздухом!
Приезжий опешил. Или старуха «того»? Она в Париже – бред собачий. Ему вспомнился Чистодел, грязная пивная. Пора бы тут закругляться, если Прахова действительно собирается взять товар.
Хозяйка будто угадала его мысли:
– Вы молоды и наивны, Вольдемар. Вы видели только то, что видели, и ничего другого. Думаете, то, что сейчас, – навеки? А?
– Как-то не задумывался…
Где тут задумаешься? Взял товар – отдал товар – деньги хозяину – парное себе – в любой миг жди напасти – готовься бежать или драться насмерть. Навеки – не навеки? Велика разница!
– Напрасно не задумывались, голубчик. Я еще увижу – а вы тем более, – как весь этот сумасшедший дом развалится. И тогда мы окажемся на свободе и на высоте – те, у кого что-то есть!
«Ну, понесло старуху!»
Приезжий счел, что раскусил ее вполне – «парижская матрасница». Но отчасти Прахова выступала и «купчихой»: вольные расходы нет-нет да и вынуждали расстаться с увесистым мешочком – но уже в иных сферах, в элитарном обществе, куда ни Чистодела, ни какого-нибудь Мишу Токарева и в подъезд-то не пустили бы.
И она же, использовав древние знакомства, некогда пристроила Миркина для «стажировки» в Столешников.
Горевала Прахова и досадовала, что с арестом Бориса жизнь ее поскучнеет, нечем станет занять мысли и воображение. И вот – приход Вольдемара. Возрождение и – не исключено – даже новые горизонты!
Отсюда и желание сразу показать себя, и подчеркнутое радушие, и стремление приручить звероватого незнакомца.
Однако он напрасно опасался, что старуху «понесло». Изложив свое политическое кредо, она решительно поднялась:
– Ну-с, приступим к делу. Металл с собой?
– Да.
– Положение ваше, конечно, затруднительно. Но вы милый мальчик, и грех наживаться на чужой беде. На первый раз рассчитаюсь, как платила Борису. Давайте.
Приезжий снял кожаный пояс-мешок:
– Два кэгэ триста.
– Знаю. Деньги были приготовлены.
Она отперла шкатулку на рояле, вынула пачку крупных купюр, получила в обмен пояс и унесла за ширму. Приезжий быстро пересчитал деньги: к положенной сумме приплюсовывался парное Миркина и парное Чистодела. Недурно.
За ширмой слышалась возня: хозяйка, надо полагать, проверяла вес и припрятывала шлих.
Приезжему уже не терпелось уйти.
– Пора расставаться, Антонина Валериановна, – сказал он, едва завидя ее.
– Опять вы торопитесь, Вольдемар. Вы еще должны мне рассказать, на чем, современно выражаясь, погорели.
– Погорел?.. – свел он брови. – Я пока ни на чем не горел.
– Да? А почему же я вас сразу раскусила, как вы думаете? Милиция подробно описала мне вашу внешность.
– А, черт!..
– Имейте в виду, вас ищут. Вас и того, который якобы должен Борису десять рублей.
– Не сказали, за что?
– Такие вещи полагается знать самому, дорогой, – справедливо возразила Прахова.
Приезжий встревоженно закружил мимо кресел на лапах и резных комодов.
– Надо смываться. Может быть, что за домом следят?
– Явных признаков нет. Сюда вы проскочили благополучно, иначе они бы давно явились. Но береженого Бог бережет. Настя!.. Взгляни, милая, нет ли вокруг шпиков.
Та взяла на кухне мусорное ведро и вышла.
– Думаете, она справится?
– Ах, молодой человек, мы с Настей прожили долгую жизнь, чего только не бывало! И пока справлялись.
Помолчали.