Шрифт:
Деон смотрел на вельд, разделенный, перечерченный, словно по линейке, изгородями.
Внезапно Флип дернулся, и Деон встрепенулся, выпрямился.
Но это оказался всего лишь жалкий кролик, который выбрался было погреться на солнышке, но, к своему ужасу, первый заметил их и опрометью кинулся прочь. В другой раз они не упустили бы случая подстрелить его, но в предвидении настоящей охоты просто не могли тратить стрелы на такую мелочь.
Знойный день тянулся бесконечно долго, становилось все жарче. У Деона от сидения затекли ноги, и он их с трудом разогнул, но при этом пришлось повернуться — теперь он уже не видел входа в логово шакала. Потом жара вконец сморила его, он изо всех сил боролся со сном, но глаза сами слипались. Внезапно он вздрогнул — и проснулся. Должно быть, он долго спал, потому что солнце было уже низко и от скалы на то место, где они сидели, наползла густая тень.
Тут он испугался, поняв, что мама волнуется, не зная, где он, да и отец, наверно, вернулся, пора ужинать, а за стол не садятся, ждут его, и отец сердится, но и тревожится тоже.
Деон скосил глаза в сторону Флипа. За все это время Флип так и не шевельнулся. Он сидел скорчившись, все в той же позе, весь настороже, лук со стрелой на колене, а рядом жестянка с этим тайным ядом, известным только цветным.
Флип не из тех, кто отступит, значит, не отступит и он.
Они ждали еще долго, ждали, пока солнце медленно клонилось к горизонту, а потом вдруг сразу скрылось за ровной линией Земли, точно взяли и погасили свечу, послюнявив пальцы, — на небе осталась лишь узкая красно-оранжевая полоска заката. Потом и она исчезла, стемнело, появились звезды.
Взошла луна, но еще не полная. Стая птиц пролетела мимо, прошуршав крыльями в ночной тишине.
Деона пробрала дрожь — он сделал вид, что это от холода. Ему хотелось есть, мучила жажда: ведь у них во рту капли не было после холодного чая, которым они утром, еще до полудня, запили жареных голубей. Они рассчитывали потом напиться у насоса, но из-за этого шакала взяли в сторону и остались без воды.
Он взглянул на Флипа — лицо его при свете луны было каким-то чужим, далеким.
Луна неуклонно взбиралась вверх по белесому небу. Высоко над землей висели разрозненные кудрявые облака. Возможно, завтра будет дождь и гроза. Он так хотел, чтобы пролился дождь. Какая это ни с чем не сравнимая радость — смотреть на темные тучи, увенчанные солнечным нимбом, медленно плывущие над нивами и пастбищами; видеть, как надвигается пелена косого дождя, и, прежде чем он хлынет, бежать на веранду и уже оттуда наблюдать, как под внезапными порывами ветра раскачиваются в танце айвовые деревья, сухие листья крутятся в неистовом водовороте по двору фермы. Вот на землю упала первые тяжелые капли дождя, и сразу запахло горячей пылью, на которую попала влага. Еще немного — и началась буря, дождь забарабанил по рифленой жеста крыша. Флип легонько толкнул его локтем — он чуть не подпрыгнул от испуга и неожиданности. Флип приложил палец к губам и еле заметно кивнул в сторону норы.
Сначала Деон ничего не увидел: столообразная крышка отбрасывала тень, и свет луны не попадал на скалу. Он уже хотел покачать головой — ничего, мол, не вижу, но решил еще приглядеться. Что-то мелькнуло? Нет… Да. Что-то двигалось там в тени.
Рука Флипа нащупала жестянку, окунула наконечник стрелы в яд, еще раз, затем, стряхнув лишний яд, поставила стрелу на тетиву лука. Сам же Флип плотнее прижался к скале для равновесия. Деон торопливо проделал то же самое. Руки у него дрожали, и наконечник стукнулся о край жестянки, когда он обмакивал стрелу в яд. Он, как бы извиняясь, посмотрел на Флипа, но тот, казалось, ничего не слышал. Его внимание было приковано к норе.
Они ждали.
Снова что-то двигалось — теперь уж ошибки быть не могло, — медленно, осторожно двигалось в тени, отбрасываемой выступом скалы.
И хотя они ждали, хотя готовились к этому, оба тихонько охнули, когда шакал с черной полосой на спине вышел на лунный свет и стал у своей норы боком к ним, чуть подняв голову и навострив уши.
Деон услышал характерный звук спускаемой Флипом тетивы и в следующее мгновенье пустил стрелу сам. Шакал взвизгнул, как собака, которую пнули ногой, потом зарычал и исчез. Был — и нет, исчез, словно ночной дух, точно и не появлялся.
Деон вскочил на ноги, бросился за ним.
— Я попал в него! — ликуя кричал он. — Попал!
Он метался среди ночных теней в поисках убитого зверя.
Флип не спеша шел за ним.
— Я попал в него! — твердил Деон, приплясывая от возбуждения.
— Да, — тихо проговорил Флип. И добавил еще тише: — По-моему, я тоже в него попал.
— Я-то уверен, что попал, — задиристо объявил Деон. — Я слышал, как он взвыл вот так: «У-у-у!» — когда моя стрела угодила в него. А что, он может далеко убежать?
Флип пожал плечами.
— Может. Этот яд не сразу действует. Но к утру он его доконает.
— Как, только к утру?! — Деон сразу поскучнел.
— Да. Давай-ка лучше поищем наши стрелы.
Одну они нашли тут же. Наконечник был цел, а это значило, что она прошла мимо цели.
— Но я-то уверен, что попал в него, — упрямо твердил Деон.
Стрелы у них были одинаковые, да к тому же они обменивались ими. И определить, чья это стрела, было просто невозможно.
После недолгих поисков нашлась и вторая — без наконечника, только древко из тростника.
— Одна, значит, все-таки попала, — сказал Флип воодушевляясь. — Теперь старый шакал уже ноги протянул, это точно.
— Я уверен, что это моя, — сказал Деон.
Флип посмотрел на луну. Она висела высоко в светлом небе.
— Пора домой, — сказал он.
Отец Деона перехватил их на полпути. Он мчался на автомобиле по вельду, включив фары и подфарники, а вокруг было полно людей с фонарями — пеших и верхом. Им обоим тут же и всыпали — прямо посреди вельда, — выпороли тщательно, по всем правилам широким кожаным ремнем, прежде чем они успели рот раскрыть и рассказать про шакала. Деона отправили спать без ужина, хотя потом, много позже, когда он, наплакавшись, заснул, мама пришла к нему в комнату — он спал в боковой, примыкавшей к задней веранде, вместе с Ботом, когда тот приезжал на конец недели и на каникулы. Мама принесла вяленого мяса и горсть домашнего печенья, и, пока ел, он рассказывал ей про шакала. Он рассказал ей все как было, от начала и до конца, а она время от времени лишь повторяла: «Да, да», сама же не слушала. Она сидела с отрешенным видом в ногах его кровати, бледная, очень худенькая, и вовсе не слушала его рассказ и смотрела не на него, а куда-то дальше, туда, где человек один, где тишина.