— Я должен довериться вам?

Глава почти открыто улыбнулся.

— А разве вы шли сюда не за помощью, друг мой? Но чтобы найти Криса, придется еще проделать изрядный путь. Я переговорил с прибывшим в город мастером и от него узнал новости. Волшебника Криса видели в Тшабэ две недели назад. Сейчас глубокая осень. Последний караван в те края уходит на днях. Предлагаю вам отправиться с ними. Подходит сезон штормов, и корабли не рискуют более выходить в море. Значит, Крис не отправится на острова в ближайшие три месяца. Но здесь мало простой удачи. В нашем мире немало лихого люда и темных закоулков. Я хочу взять на себя смелость позаботиться о вашей безопасности.

— Зачем? — с подозрением спросил Дан, настроившись на отказ.

— Ведь если что-то произойдет, без нашего ведома, но по злому умыслу, что решат отправившие вас сюда? Правильно. Я кровно заинтересован в вашем благополучии. Проводник, которого я предлагаю, профессиональный наемник. Он знает правила поведения и способы выживания в городе, деревне, средь пустошей… да где угодно. Вам будет комфортнее в его присутствии. Каста же не позволит ему вести себя неподобающим образом. Он встретит ваш караван через две недели у северных врат города. Имя наемника — Келан. Друг мой, вы сможете полностью доверять ему. Необходимо будет лишь выучить условный жест.

Богдан кутался в плащ и щурился от порывов резкого, сухого ветра. Глава, имени которого он так и не узнал, оказался прав. Путь в Тшабэ непрост.

Еще в храме Дан задумывался, почему мастера не открывали имен, а подмастерья и адепты называли смешные клички, пока случайно не узнал разгадку. Волшебники до сих пор единственные, пожалуй, на Янусе считали, что истинное имя человека серьезное оружие. Родовые имена мастеров никогда не произносились прилюдно и вообще находились под строгим запретом. В ходу были уважительные обращения по рангу да прозвища. Правда, Шептунов сослался на то, что к нему это правило неприменимо. Формально 'Богдан' звучало не как имя собственное, а как словосочетание лишенное родовых признаков. Но особенное отношение к именам у волшебников запомнил.

Осень выдалась сухая, но холодная. С ранними заморозками и непрекращающимися ветрами. Хозяин каравана все пугал Богдана снежными бурями, которые искренне надеялся проскочить. Зимы по его рассказам здесь обычно наступали рано, были вьюжными и морозными. Поэтому, случись им застрять где-либо на перевале, пришлось бы туго.

Бывало, как с упоением рассказывал караванщик, что целые караваны находили по весне на дне ущелий. С почти нетронутым товаром, зато с обглоданными хищниками трупами.

Дан молчал, слушал бесконечные байки и с тоской вспоминал маленькую каюту, кофе с корицей из пищеблока в отсеке Яши и Лео, сухой воздух с металлическим привкусом и едкие подколки Митьки. Радовало одно — они неумолимо приближались к развязке расследования. Если старик не обманул, и удастся встретиться с Крисом, опознать в нем Кристиана Вайдера, добиться ответов… Богдан сурово одернул себя. Размечтался. Что делать с мучавшими постоянно подозрениями? С чего он решил, что за помощью старика ничего не стоит? Сто процентов некий интерес. Найти преступника малая часть дела. Да, возможно, тому не терпится поквитаться с бросившими его здесь товарищами. А если нет? Что помешает прижившемуся здесь Вайдеру, получившему высокий социальный статус и власть, просто убить ненужного и опасного свидетеля? Может именно сейчас, сам того не зная, Дан приближается к смерти. Рано строить планы, и совершенно точно нельзя терять бдительность.

Шептунов чувствовал, что начал осваиваться в новом для себя мире, приспосабливаться. Но смирится с ветром и холодом проще, чем понять чужой менталитет. Иллюзии сладки, но не должны внушать ложных надежд. Он по-прежнему очень и очень уязвим. Богдан гнал прочь лишние мысли и старался изо всех сил. Вжиться, выучить, понять.

Для караванщика старик предложил вполне достоверную легенду. Дан — мастер-волшебник, который направлен на службу в храм Тшабэ. Прибыл издалека, очень издалека. Плохо знает обычаи этой части страны и ее географию. Поэтому ему понадобился проводник. Волшебники же, благодаря статусу, в принципе никому и ничего не должны объяснять. Шептунова такая позиция устраивала идеально.

Он создавал репутацию молчуна, агрессии ни словом, ни жестом не проявлял, предпочитая сдержанность и ровное дружелюбие. Погонщики, охранники и хозяин, привыкшие относится к представителям первой ступени с изрядной долей опасения, к Дану приглядывались. В душу не лезли, но дальняя дорога, как известно, сближает. Потрепаться вечером у костра желающих всегда находилось достаточно, и так Богдан узнал немало интересного. Предупрежденный стариком, он не показывал никаких фокусов и редко открывал рот. Однако вскоре понял, как ценят рассказчики свободные и неискушенные байками уши.

В общем, после недели, проведенной в пути бок о бок, он уже не вызывал прежних напряженных взглядов и наравне с прочими помогал в ежедневной работе. Ступени и касты отходили на задний план, когда речь заходила о выживании.

Им везло. Они проскочили перевал посуху за четверо суток и еще несколько дней преодолевали Холмогоры. Возвышенности чередовались с низинами, но широкий тракт, проложенный невесть когда, был куда лучше узких горных троп. Там, как с содроганием вспоминал Шептунов, он оставил пару лет жизни, особенно когда на поворотах тяжело груженые повозки кренились в сторону ущелий — узких и очень глубоких. А они вручную тянули их обратно веревками.