Через четыре часа толпа, разросшаяся до тысячи человек, вооруженная мушкетами охраны, дубинами и обломками машин, добралась до второй мануфактуры, вобрав в себя ее рабочих. Еще через час бунтовщики разгромили склады у пристани, утопили две баржи и подожгли пароход.

Вечером толпа наконец добралась до замка Маррвела. Лорд горько пожалел о том, что, следуя новым веяниям, снес древние стены, сменив их на ажурные сооружения. С эстетической точки зрения замена великолепная, но вот отсидеться за этой мишурой не получилось.

Толстяка облили дегтем, обваляли в шерсти, подвесили в воротах на цепи и подожгли. По соседству пристроили его избитых родственников и изнасилованных родственниц.

К вечеру следующего дня бунт охватил весь край.

К полудню третьего дня бунтовщики ворвались в город, вооружились винтовками, захваченными на оружейной мануфактуре, разогнали роту солдат и сожгли губернатора в пароходной топке. После чего наступил миг, когда толпа вдруг задумалась: а что же делать дальше?

До этого момента толпа в руководстве не нуждалась. Люди делали то, что хотели делать, – их желания были одинаковы и в корректировке не нуждались. Стихийных вожаков хватало лишь на одно – указывать направление, в котором надо продвигаться. Но теперь они разгромили в округе все мануфактуры, перевешали всех лордов во главе с губернатором, разогнали всех солдат и стражу. Бунт не имел возможности для дальнейшего развития – непонятно, куда идти дальше.

Что делать? На этот вопрос без руководства ответить было трудно…

Вот тут-то из своего убежища выбрался Шарк. Момент был как никогда удачным: толпа нуждалась в герое, способном повести ее дальше. Романтический ореол мученика, пострадавшего за народ, слава борца с машинами и лордами, организаторские способности, природная смекалка и врожденная наглость – все это пришлось весьма кстати.

Первым делом Шарк остановил разрушение оружейных мануфактур – поставил народ к машинам: делать винтовки и пулеметы уже для себя.

Через пять дней бунт охватил весь остров.

Еще через неделю пароходы, набитые бунтовщиками, переправились через пролив. Взбунтовавшаяся чернь, вооруженная винтовками Энжера (у которых в спешке даже приклады не успели начисто обстругать), двинулась на штурм артиллерийских мастерских.

К вечеру у бунтовщиков появилась своя современная артиллерия – две четырехдюймовые гаубицы (без снарядов).

К следующему вечеру у них появились снаряды.

Чернь, неисповедимыми путями узнав о бунте Шарка, начала волноваться чуть ли не повсюду. И пусть ситуацию пока что удавалось сдерживать, власти запаниковали, почуяв приближение не просто бунта, а БУНТА.

Давить бунтовщиков было нечем – все мало-мальски серьезные силы были отправлены на штурм вражеского логова. Логово-то они разгромили, но утихомирить разбушевавшуюся чернь с такого расстояния армия, естественно, не могла.

В штаб Коалиции Светлых Сил нескончаемым потоком полетели депеши с требованием немедленно в кратчайшие сроки вернуть солдат назад. Темная Династия повержена – не стоит держать на ее руинах столь огромные силы.

Радиограмма Грация, требовавшего прислать в его распоряжение пехотную бригаду и кавалерийский полк, на этом фоне смотрелась нехорошо. Советнику всего-то и надо – убить загнанного в угол мальчишку и отобрать у мастера меча его магический посох. Сил для этого у альбиноса-садиста вполне достаточно, а если и недостаточно, пусть выкручивается самостоятельно: сейчас каждый солдат на счету.

В голени Ххота торчал гвоздь.

Необычный – в полпяди длиной, без шляпки, но зато с четырьмя крошечными лепестками на тупом конце. Вырвавшись из контейнера, он, пролетев полторы сотни метров, не нашел ничего лучшего, чем ужалить омра в ногу, вонзившись в кость. Ххот и без того был в плохом настроении, а после этого оно у него не улучшилось:

– Святой навоз! Ну почему из всех вас страдаю один лишь я?! В той драке, когда солдат перерезали, руку зацепило мою – ведь больше никого не задело! Сейчас все целы и невредимы, лишь я заработал в ногу подарочек от Энжера! И ведь как обидно – это ведь я заметил, что они наводят картечницы, и предупредил всех! И что? Картечь меня нашла даже за толстым деревом! Вот никого не нашла, а меня – пожалуйста!

– Наверное, от камня срикошетила и вбок ушла, – предположил Амидис.

– Да мне накласть на то, через какую задницу она прилетела! Почему встряла именно в меня?!

– Откуда мне знать – у нее спроси. Прошу тебя, не дергайся: будет немного больно.

Донис сейчас выступал в роли хирурга – пытался зажать в расщеп палки стержень оперенной картечины. Рядом присел раттак, сжимая в лапках котелок со своим сомнительным лекарством, – когда на убежище беглецов напал танк, он как раз приготовил очередную порцию.

Мальчик во время обстрела вел себя молодцом – сумел уйти на своих ногах, несмотря на изнуренность. Сейчас, присев возле старика, он, прижавшись к нему, уныло наблюдал за «операцией». Было отчего приуныть: для маленького отряда одного больного было более чем достаточно, и раненый им был нужен столь же сильно, как птице якорь.

Ххот взвыл, дернулся, оттолкнул дониса от себя. Тот, завалившись на спину, торжествующе выдохнул:

– Есть! Вытащил!

– Парень, да ты, похоже, этот гвоздь с куском кости вытащил!!!