Алай возрождался с поразительной быстротой. Феодально-сословная структура оказалась не только предельно устойчивой, но и достаточно гибкой. Даже колоссальные потери населения пошли ей на пользу. Бережное отношение к людям теперь возводилось почти в абсолют, по уровню жизни средние слои приблизились к привилегированным сословиям, сохранивших только преимущество статуса. Талантливых, да и просто энергичных представителей простонародья активно инкорпорировали в элиту.

Взаимная вражда Герцогства и Империя сохранялась, но теперь обе монархии были заинтересованы в мирном сосуществовании – хотя бы на время восстановления своих разрушенных экономик. Сдерживающим началом стало и появление ядерного оружия. Похоже, что атомные бомбы создали еще в конце Большой войны, но тогда так и не решились на их применение. Зато потом, когда расположенный в другом полушарии Мурисс попытался подчинить ослабленные Алай и Эстор, хватило трех супербомб, сброшенных герцогским и императорским воздушными флотами на Мурисское царство, чтобы его десантные флотилии повернули назад.

В КОМКОНах ходили слухи, будто атомные секреты подбросили по своей инициативе какие-то земные резиденты. Генрих в это не слишком верил. Прогрессоры не разбирались в производстве ядерных вооружений. Максимум способностей нынешнего землянина – собрать примитивный нуль-передатчик из готовых деталей. А вот откуда берутся все эти позитронные эмиттеры – он и представить себе не мог. Да и зачем? Кинул зернышко эмбриомеханического зародыша – и пожалуйста, всё нужное само собой выросло! Впрочем, сам Генрих по музейной работе был знаком со старой техникой и мог что-то сказать об урановых котлах. Но он-то этими сведениями ни с кем не делился. Это уж он знал точно.

Прогрессорская деятельность на Гиганде была практически свернута, за исключением поиска и вывоза талантливых ученых. Самой же планетой интересовались в основном молодые шалопаи, которых не брали даже в ГСП. У этих хулиганов вошли в моду отправляться к Гиганде – наиболее доступному для них гуманоидному миру – и, вопреки строжайшему запрету, носиться на своих «летающих конусах» над впадающей в ужас публикой, а также затевали опасные игры с местной ПВО и посланными для нейтрализации дежурными «призраками». На космическое хулиганство смотрели сквозь пальцы, поскольку Вторая Сигмы Дракона была негласно отнесена к «обреченным планетам».

Только немногие имели представление о действительной причине такого приговора. Обычно полагали, что речь идет о неизбежности ядерной катастрофы, подобной случившейся на Саракше. Противоборство Эстора и Алая действительно приняло форму типичной для земной истории середины XX века «холодной войны» – глобального противостояния ядерных сверхдержав, которых удерживает от прямых военных действий только угроза ответного удара. Но когда-нибудь это хрупкое равновесие должно быть неизбежно нарушено.

Генрих не считал угрозу ядерной войны неотвратимой. Особую надежду он возлагал на появившуюся у сигмадраконцев ракетную технику, открывшую для них Ближний космос. Как известно, на Земле во время первоначального освоения Солнечной системы тоже еще существовали отдельные государства. Но мирное соревнование, а потом и сотрудничество в исследованиях Луны, Венеры и Марса способствовали разрядке международной напряженности. Генриху возражали, что на Земле, как известно, в ходе «холодной войны» ССКР и его союзниками было наглядно доказано преимущество передовой общественной системы, в результате чего на империалистическом Западе власть мирным путем перешла к прогрессивным силам. Но на Гиганде обе противоборствующих державы по существу являются феодальными монархиями, хотя и располагающими ракетно-ядерными технологиями. Прогрессивные силы, предотвратившие атомный пожар на Земле, на Гиганде отсутствуют, а представители эксплуататорских кругов не могут быть искренними в борьбе за мир.

Тем не менее, Генрих с энтузиазмом работал в КСАГ, искренне переживал первые успехи и неудачи алайской космонавтики. Постепенно у него вызревало желание самому отправиться в космос – не на дежурном «призраке», а на одном из местных примитивных кораблей, так похожих на виденные в юности в Музее открытий. Без санкции Центра Генрих записался в алайский отряд космонавтов. Конечно, и на Земле были любители путешествий на древних реконструкциях, но кто из них мог похвастаться полетом на настоящем планетолете – без дежурной нуль-связи, с месяцами невесомости и похлебкой из хлореллы. О таком можно было только мечтать, перечитывая старые книжки.

Конечно, Генрих готовился к старту не ради развлечения. Он мечтал о Контакте, который только и мог спасти Гиганду от грозящей ей опасности. Что бы не говорили скептики, человечество Гиганды стало космическим. От кого как не от космонавтов ожидать, что они смогут на равных вступить в открытый диалог с другой космической цивилизацией – как представители своей планеты. Руководство КОМКОНов по-прежнему считало Гиганду отсталым средневековым миром, с которым Земле говорить не о чем. Однако Генрих надеялся, что высадка гигандийцев на Айгон сделает контакт неизбежным. Ведь скрыть свое присутствие здесь для землян будет просто невозможно.

Если делами на Гиганде всецело занимался Институт экспериментальной истории, то остальные планеты системы Сигмы Дракона были вотчиной Планетологического института, который, впрочем, долго не проявлял к ним большого интереса. Правда позднее на Пирре была развернута крупная астрофизическая обсерватория, Айгон же стал полигоном для осуществления проекта «Ковчег-2». Проект предполагал комплексное терроформирование, сопоставимое по масштабу только с тем, что было сделано за сто лет до того на Венере.