«Не успели мы отъехать от дома, он так переменился, – размышляла она. – О любви больше – ни гугу. Снова перешел на «вы». И вообще все больше молчит».

Ксения не могла понять этого молчания. Оно казалось странным. Даже подозрительным.

– Иван, – сказала Ксения, чтобы нарушить напряженное молчание. – А почему вы назвали свою книгу «Ты не отражался в зеркалах»?

– Я слегка переделал слова Валькиной песни из альбома «Неотражение». Песня так и начиналась: «Я не отражаюсь в зеркалах»…

Рахманов слегка улыбнулся, не отрываясь от дороги, и смолк.

– Да, но говорят, – продолжала Ксения, – что в зеркалах не отражаются… вампиры… вурдалаки. И прочая потусторонняя нечисть.

Рахманов хмыкнул:

– Говорят.

– Так что ж тогда? – допытывалась Ксения. – А?

– Я вообще-то написал об этом, – не сразу отозвался он.

– Вы написали, – торопливо припомнила Ксения, – что Валентина часто обвиняли в наркомании. И еще в пьянстве.

– Да. Но он не был подвержен ни тому ни другому.

– Я это прекрасно помню, – согласилась она. – Но он что… правда не отражался в зеркалах?

Рахманов странно глянул на Ксению:

– Правда. Никогда не отражался.

– То есть как? – спросила она, чувствуя странное неприятное удивление. Они проскочили какой-то населенный пункт, и теперь по обеим сторонам шоссе тянулся черный лес. – А почему? – решилась все-таки поинтересоваться на всякий случай.

Рахманов молчал.

– Почему же он в зеркалах-то не отражался? – настаивала Ксения. – С чем это связано, а?

– С чем связано-то? – эхом повторил Рахманов.

– Вот именно! С чем? Мне всегда казалось… я думала… что это народные поверья. Басни! Про вампиров.

Рахманов вздохнул, покачал головой.

– Ну что вы, Ксения?! Просто бедного Вальку критики обвиняли и до сих пор обвиняют во всех смертных грехах. Поэтому я и решился написать о нем книгу.

– А про зеркала?

– И про зеркала тоже. Они неутомимо приводят его собственные слова «Я не отражаюсь в зеркалах». И на этом основании заключают, что он вампир.

– Иван, а на самом деле?

– А на самом деле я привел эту песню в эпиграфе ко всей книге.

– Как-то не обратила внимания на эпиграф, – созналась Ксения.

– Эти, с позволения сказать, критики даже не удосуживаются прослушать песню до конца. А слова там такие:

И так далее. И скажите на милость, при чем здесь какой-то вампиризм?

Ксения рассмеялась. Рахманов замолчал и вновь хмуро уставился на дорогу.

Ксения успокоилась, но на душе остался нехороший осадок.

Она покрепче завернулась в плед и почувствовала, что начинает засыпать. Но все-таки странно, как Рахманов резко переменился, подумала она сквозь дремоту. И что он за человек, неизвестно.

Когда Ксения открыла глаза, было уже светло. Из низкого неба крапал мелкий дождь.

– Далеко еще до Питера? – зевнула она.

– Питер давно проехали, – буркнул Рахманов.

В это время машина остановилась перед глухим забором. Кругом шумел вековой хвойный лес.

Проснувшись утром, она каждый раз с трудом вспоминала, где находится. Как она оказалась в этой огромной комнате, где все напитано запахами хвои и сухих трав, а за стеной тяжело и монотонно ухает море?!

Словно не доверяя себе, она выбегала на лоджию и, к своему удивлению, видела мощные сосновые кроны, темную полоску пляжа и серые, беспокойные воды Финского залива. Штормы и сильные ветры – примета марта на Карельском перешейке.

Завороженная первозданным пейзажем, она подолгу стояла на лоджии и, лишь окончательно замерзнув, возвращалась в спальню, вставала под теплый душ, стряхивала последние остатки сна.

Душевая кабина была устроена в дальнем углу спальни. Рядом с ней – велотренажер.

Прежний хозяин дома был минималистом на особый лад. Вел здоровый образ жизни, ценил большие пространства, свежий воздух, будто принципиально не делал лишних перегородок и терпеть не мог мишуры.

«Хоть бы зеркальце маленькое повесил где-нибудь, – вздыхала Ксения, выходя из душа. – Чтобы сделать маску, наложить крем…»