— Я уже целый час держу вас в курсе событий, — сказал майор несколько громче, чем было необходимо, хотя через разбитые окна слышался треск пожара, и уже поэтому он не мог говорить тихо.

Казалось, что человек на другом конце провода не обратил внимания на повышение голоса.

— Да, конечно, — возразил он, — только в том, что вы там мне говорите, нет ничего нового. Сильный огонь противника по опорному пункту и по высоте. Огневой вал медленно движется в тыл и через полчаса достигнет рубежа Подровы. Это уже доложили пехота, легкая и тяжелая артиллерия, пункт артиллерийской инструментальной разведки на вашем участке и приданный нам зенитный артиллерийский дивизион. От вас мне хотелось бы знать одного: что делает ваша рота? Опорный пункт является местом сосредоточения основных усилий в обороне. Если он будет потерян, то завтра рано утром нам надо будет что-то предпринимать.

Майор наклонился. Над крышей дома прогудел на бреющем полете самолет. Сквозь шум мотора раздался грохот. Вдоль деревенской улицы взлетела земля. Майор не вешал трубку. Он отвечал, как будто сидел нога на ногу за письменным столом:

— Мне кажется, что я уже два раза доложил, что прямого телефонного сообщения с опорным пунктом никогда не устанавливалось. Есть только опосредованная связь через радиостанцию соседней справа пехоты. Она не отвечает. Чтобы добраться посыльному от опорного пункта сюда, требуется почти два часа. Даже если он доберется, что в сложившемся порядке вещей я считаю невозможным, его сообщение все равно устареет.

Говорящий в штабе дивизии дожидался щелчка в трубке. Он вздохнул:

— Конечно же, у вас положение тяжелое, но не дело дивизии решать ваши проблемы. Вы должны сами смотреть, как с ними справиться. Если что-нибудь узнаете, позвоните мне снова.

Это прозвучало небрежно и лениво.

Майор прикусил губу.

— Я-то справлюсь, — сказал он двусмысленно, — но проклятый долг штаба дивизии — дать разрешение артиллерии на открытие огня. Это единственное, что я от вас хочу! — Его голос стал резким. — Моя рота должна заметить, что для нее что-то делается. Остальные три роты моего батальона переподчинили другим частям. У меня больше нет подкрепления. Поэтому артиллерия должна ответить на огонь. Из-за того, что у нее нет разрешения штаба дивизии на открытие огня, я и звоню. И я буду звонить вам до тех пор, пока цел кабель. Будьте в этом уверены, нравится вам это или нет!

— Шнитцер, не будьте ребенком, — снова послышался щелчок, — три часа ночи. По-вашему, я должен будить денщика генерала, чтобы тот передал ему ваши пожелания? Что он ответил, я уже передал. И это не значит, что я каждый раз буду будить генерала, когда вы позвоните. Вы не знаете обстановки в полосе дивизии. Вы смотрите на вещи только со своей точки зрения. Вы — в центре. Но здесь… — Голос в трубке усилился и закричал (что, однако, зависело от передачи): — Именно здесь все идет по установленному порядку! Из-за вас я не собираюсь его нарушать.

— Так, — сказал майор мрачно, — тогда у меня только один вопрос!

— Пожалуйста.

— Я разговариваю со штабом дивизии или с санаторием?

— Как, извините? — Голос в трубке доносился, как из-за стены.

— Ничего. — Майор положил трубку.

Помещение освещал огонь пожара. В дверях показался силуэт человека.

— Что вы хотите?

Тонкое пение в воздухе усилилось до гудения. По крыше свистело и гудело. Посреди улицы взорвался снаряд.

— Что вы хотите? — повторил майор. Высоко взлетевшая земля градом забарабанила по крыше.

Фельдфебель доложил о прибытии, как будто его вызывали. Он отошел на два шага от двери и встал в свете пожара.

Майор уставился на него, как на необычайное явление:

— Фельдфебель!

— Так точно, господин майор.

— Что делается на опорном пункте?

Фельдфебель медлил. Майор смотрел на его дрожащее лицо, схватил со стола бутылку и протянул ему:

— Выпейте сначала!

С деревенской улицы приближался крик, усиливался, приобретая жалобный оттенок:

— Санитар! Санитар!

Солдат бежал мимо дома. Фельдфебель откупорил бутылку. Пил жадными глотками. Свет пламени отражался на его лице. Прошло довольно много времени, прежде чем он оторвался. Тогда он посмотрел на майора, как будто тот ничего не говорил.

— Ну? — Командир больше уже не мог сдерживать своего нетерпения.

— Русские наступают, — ответил фельдфебель, как бы объясняя свое появление здесь.

Майор медлил. Он все еще ждал доклада. Но фельдфебель продолжал упрямо молчать, тогда он стал задавать наводящие вопросы:

— Что докладывает ваш командир роты?

— Так точно… — Фельдфебель оглянул помещение, начал потеть.

— Вы что, больны? — спросил майор.

— Нет… Может быть… да.

— Да вы с ума сошли! — сказал майор. — Как, впрочем, и все мы.

Как доктор, он взял фельдфебеля за запястье, почувствовал горячечный пульс. Над косточкой он задел холодный корпус часов.

— Итак, сейчас, пожалуйста, подробности. Соберитесь. Вы доставили первое сообщение с опорного пункта. Рота держится?

— Не знаю, — жалобно ответил фельдфебель.