Большая часть сна осталась размытой, неясной, но даже там чувствовалось что-то светлое, теплое, родное. И, как замерзший ребенок забирается под теплое одеяло, так Одинокое Сердце хотел поскорее укрыться покрывалом этого чудесного сна, такого реального, естественного, что можно подумать, что это и не сон вовсе, а самая настоящая реальность, и это Одинокое Сердце на самом деле спит и не знает, что он себе всего лишь снится, снится со всей своей несчастной жизнью, с походами по пустынным улицам и ночевками в подвалах и подворотнях.

Если так, от подобного сна хотелось поскорее избавиться, то есть проснуться в той самой реальности, где было тепло и радостно. Где не было необходимости искать человека, которым Одинокое Сердце был когда-то. Просить его поступить иначе, нежели поступил когда-то сам Одинокое Сердце. Где не было необходимости искать такое создание, как Черное Пальто, и молить его, чтобы он оставил в покое твоего сына.

Покряхтев, Одинокое Сердце затих. Надежда, что вся его жизнь всего лишь приснилась ему, что она была неким фантомом, возникшим на короткий срок, как чей-то ошибочный план, фантомом, вот-вот готовым исчезнуть, уйти в небытие, куда уходят несбыточные мечты и то, чего боишься, но что так и не случается, эта надежда согрела его сердце и душу, и в эту минуту он перестал быть Одиноким Сердцем, а стал кем-то другим.

Когда он засыпал, ему почудился какой-то рокот, и в сознании возникла картинка бульдозера и дома, приготовленного под снос. Ему даже почудилось, что земля, в самом деле, дрожит, как будто снаружи грохочет тяжелая техника.

Не открывая глаз, Одинокое Сердце улыбнулся. Неудивительно, что ему это снится, во сне он зашел именно в такой дом. И все же спокойствие его не покинуло. Умереть во сне не страшно. Тем более, во сне, от которого хочешь избавиться. Где слишком много несчастья и холода. И это даже показалось символичным — покончить во сне со своей прежней жизнью.

С этой мыслью, под дрожь земли, Одинокое Сердце уснул.

Изредка в их спальню проникал шум проехавшей мимо дома машины, но в основном было тихо. В соседней квартире один раз гавкнула собака, и на этом звуки прошедшего дня закончились.

Они лежали в обнимку; Лера гладила мужу грудь, Арсений гладил жене спину. Медленные и очень приятные поглаживание казались сейчас не только важнее, но и изысканней ненасытного секса, которым они терзали себя третью ночь подряд.

Они снова были вместе, как в начале знакомства, но теперь их отношения стали намного крепче, теснее.

Когда Арсений почувствовал, что засыпает, Лера тихо окликнула его и спросила:

— Так ты думаешь, Черное Пальто приходит в детстве ко многим людям?

Арсений открыл глаза, посмотрел в потолок, белеющий во мраке спальни. Он чувствовал, что все эти три дня Лера хотела о чем-то поговорить, и, похоже, решилась.

— Не знаю, родная. Думаю, к некоторым он приходит, особенно если чувствует или предугадывает, что возможна пожива.

Лера заерзала под одеялом, и он обнял ее сильнее, успокаивая.

— Знаешь, у меня такое чувство, — прошептала она. — Что однажды, когда я сильно заболела, и у меня была высокая температура, он тоже… приходил ко мне. Я, наверное, бредила, и мать почти от меня не отходила, но все-таки несколько раз вышла из комнаты. Вот тогда он и пришел.

Лера помолчала, и Арсений ее не торопил.

— Мне кажется, он хотел мне что-то сказать, но так и не заговорил. А потом вернулась мама, и… все. Он куда-то исчез, — Лера вновь поерзала под одеялом. — Мне было тогда всего лишь восемь лет. Но я… вспомнила об этом только после твоего рассказа о Черном Пальто. И теперь я не уверена… было ли это на самом деле или это разыгралось мое воображение.

Арсений потрепал ее волосы на затылке.

— Успокойся, это уже не имеет значения. Мы его победили, он проиграл.

Лера вздохнула.

— Я никак не могу понять. Если он приходит к разным детям, почему никто из них никогда о нем не говорит?

— Пойми, это всегда случается в стрессовой ситуации. И ребенок, не в силах ничего объяснить, неосознанно забывает увиденное. Даже против собственной воли. Ведь и пожаловаться он не может — кто ему поверит?

— А когда повзрослеешь? Почему все забывает об этом настолько прочно?

— В детстве время другое. Вспомни, когда начинались летние каникулы. Три месяца казались целой жизнью. А сейчас три года — ничто. А под старость вообще покажутся минутами. Потому и выходит, что по ощущениям дети проживают такой год, будто это лет пять-семь, а может, и больше. И все, что случилось, постепенно забывается. Кто знает, может Черное Пальто потому и видит что-то впереди, что для него будущая взрослая жизнь ребенка — все равно, что пару недель, и можно просто спрогнозировать его судьбу?