Шрифт:
Должно быть, Джеймс полагал, что покорил, наконец, свою несговорчивую жену, но, увы, бедняга ошибался. После года жизни врозь у нас возникли странные отношения. Теперь, когда я имела опыт общения с другими мужчинами, мне требовался кто-то сильнее меня во всех смыслах. Я уважала Джеймса за его целеустремленность в деле моего возвращения, но причина этого возвращения крылась в том, что я хотела быть хорошей женой и матерью, а не в любви к бывшему мужу.
ХЭЛ БЫЛ высоким, крепким, красивым мужчиной. Тихий, но веселый, он умел приводить друзей в восторг оригинальными каламбурами и остротами. Его большую круглую голову покрывали тонкие, светлые волосы, зачесанные на одну сторону. Умный и внимательный, он обладал чувствительной и глубокой душой. Когда-то он увлекался сайентологией, но разочаровался в ней, когда понял, что его попросту использовали.
Хэл водил машину, как пилотируют самолет, – в своих маневрах он был настолько точен и педантично трезв, что часто нагонял страх на других водителей. Он жил с матерью, эмигрировав в Перт из Эстонии в тот же год, когда моя семья устроилась в Мельбурне. На момент нашей встречи он все еще был девственником.
Хэл не ухаживал за мной из уважения к своему другу Джеймсу, так что, судя по всему, это я его совратила. Именно я отправилась к нему в гости, и мы пустились рассуждать на такие глубокие темы, как метафизика. Я была потрясена интеллектом Хэла. Мне нравился его прекрасный литературный вкус (научная фантастика и метафизика) и любовь к мягкой, успокаивающей музыке. Что он находил во мне? Страсть, чересчур лестную для застенчивого девственника, чтобы ей сопротивляться?
Сейчас мне кажется, что мы влюбились друг в друга наперекор нашим предыдущим жизням, стремясь к разрешению проблем прошлого. Несколько событий в течение последующих лет открыли мне возможность реинкарнации, и я поняла, как и почему переплетаются человеческие жизни.
Не прошло и двух недель, как я по уши влюбилась в Хэла. Однажды утром я рассказала об этом Джеймсу, когда мы лежали в постели. «Я должна тебя оставить. Я хочу быть с Хэлом». Джеймс с характерной для себя мягкостью не злился. Впрочем, он вынужден был отвернуться, и я видела, что принять эту новость ему тяжело.
Сердце Джеймса снова оказалось разбито. Но ради Каролины мы целых два года жили вместе в одном доме. Джеймс и Хэл были добрыми, щедрыми людьми, и мы могли сохранять дружеские отношения. Позже я узнала, что Хэлу было сложно примириться с такой ситуацией, и он уже собирался уходить, пока я не приняла решение быть только с ним.
В 1975 ГОДУ в нашей большой семье появилась Виктория, дочь Хэла, родившаяся, когда Каролине было три года. Утром перед родами я проснулась рано, чтобы успеть подготовиться. Я собрала одежду, косметику, а потом разбудила Хэла. На этот раз мне хотелось все сделать правильно. Я организовала присутствие Хэла при родах, а ребенок должен был все время находиться рядом со мной.
Врач-акушер не собиралась выполнять эти обещания, однако мои громкие протесты вынудили ее передумать. Тем не менее, когда я заснула, она унесла Викторию прочь, уж не знаю почему – в ту неделю она оказалась единственным ребенком, родившимся в больнице Уорвик.
Я была в гневе и тревоге, но ничего не могла поделать. «Она плакала ночью?» – каждое утро спрашивала я. «Нет», – неизменно отвечали мне. Было ли это правдой? Кто знает. У меня скапливалась слишком много молока, отчего грудь сильно болела. Одна из медсестер проявила доброту. Она объяснила, что грудь надо массировать, и показала, как это делается. С облегчением я ощутила, как добрые руки прогоняют боль прочь. Мы обе вздрогнули, услышав строгий, пронзительный окрик акушера: «Сестра, вернитесь к своей работе и оставьте ее!» Смущенная медсестра заторопилась прочь.
Я покинула больницу, как только смогла это сделать. Дома я вновь окунулась в радости материнства. У меня хорошо получалось ладить с новорожденными, но я не была такой терпеливой и внимательной, когда они становились старше и требовали отдачи больших усилий.
МЫ С ХЭЛОМ сняли дом в Эшфилде, и он решил взять отпуск, чтобы навестить свою мать в Перте и провести некоторое время со старыми друзьями. Он прижал меня к широкой груди, и мы тепло попрощались. Хэл отлично подходил мне по росту: люди, видевшие нас вместе, говорили, что в нас обоих есть что– то правильное. Хэл внимательно посмотрел мне в глаза. Я не увижу его целых две недели. Он опустил руку в карман брюк и, к моему величайшему изумлению, достал презерватив и протянул мне.
Я посмотрела на Хэла округлившимися глазами: это еще что? Я всегда была ему верна. «Ты думаешь, я пущусь во все тяжкие, потому что ты на время уезжаешь?» – скептично произнесла я.
Хэл хмыкнул, его широкие плечи чуть вздрогнули. «На всякий случай», – загадочно произнес он.
Это было нечто вроде испытания? Тогда такая мысль даже не пришла мне в голову. Я решила, что он не хочет, чтобы я чувствовала себя одинокой, пока его не будет рядом. У нас обоих было либеральное мышление: к примеру, мы были членами клуба нудистов «Саншайн» и регулярно выезжали с ним на выходные, беря с собой Викторию. Наш отдых был полон невинных развлечений детей и взрослых.
Тем не менее я никак не ожидала, что через неделю окажусь в постели с едва знакомым парнем. Я его не искала – хищником оказался он, друг моей подруги, интересовавшийся лишь тем, чтобы обаять, завоевать и бросить. Он был чрезвычайно вежлив, что отличало его от всех мужчин, с которыми я была прежде близка. В восторженных тонах я написала Хэлу о нашей встрече, поблагодарив за презерватив. Он ведь действительно пригодился!
Хэл был глубоко ранен. В кратком письме он писал о своем полнейшем разочаровании. Я смутилась, но теперь думаю, что удивляться не стоило. Я решила более осторожно обходиться с чувствами Хэла и держаться подальше от других мужчин.