Николаев Валерий
Шрифт:
— Вероятно. Но неужели вы не чувствуете, что все качественно меняется? — спросил Джеймс.
— Есть такое ощущение.
— О преобразованиях в России я всегда с воодушевлением рассказываю своим слушателям. Начать реформы — смелое решение вашего руководства.
— Решение-то смелое, не спорю, а вот реализация, — вздохнул Володя, — пребестолковейшая.
— Вы не справедливы в своей оценке. Все мировое сообщество…
— Джимми, — перебил его Володя, — давайте без этих клише. Вот вы лично были бы воодушевлены, если бы спор мировых систем решился в нашу пользу?
Тот обескуражено развел руками.
— …Если бы, скажем, ваш президент проникся идеями коммунизма и, по сути, без боя сдал вашу страну своему идейному противнику, то есть нам.
На Джимми напал столбняк. Семен Викторович поспешил к нему на выручку.
— Вы не о том говорите. Ведь это совершенно разные вещи. Коммунизм — путь в никуда…
— Потому что цель недостижима? — спросил Володя.
— Она вообще ошибочна. Но об этом позже. А Джимми оценивает перестройку по факту: Россия стала другой. Или вы с этим не согласны?
— Да, страна изменилась. Но это все, — Володя широко раскинул руки, — не перестройка, а полное разрушение всего нашего дома, всей экономики. Всего-то и нужно было — перемен в сознании. И, прежде всего, в головах правящей элиты. Следовало избавиться всего лишь от некоторых стереотипов. А мы — ну все крушить! И каков итог? Тысячи мертвых заводов, фабрик, разоренных колхозов, опустевших деревень. Миллионы беспризорников, бомжей, ученые со смешной зарплатой… Мы лишились чуть ли не всего, что у нас было оригинального, самобытного. Это, извините, не перестройка, а преступление. Привести такую мощную державу с тысячелетней историей к полной нищете мог любой не просыхающий от пьянства дворник.
— Владимир, по-настоящему революционные преобразования в экономике, — старался быть убедительным американец, — всегда болезненны. Вам сейчас, бесспорно, трудно, но и мы, и Европа — с вами. Только держитесь за нас.
— Держалась и кобыла за оглобли, пока не упала, — усмехнулся Володя. — Можно подумать, вы предлагаете нам новые материалы, высокие технологии. Нет же? Сплавляете нам всякий ширпотреб да продукты, извините, более чем сомнительного качества.
— Владимир, а предоставляемые нами кредиты, разве это не помощь? А компьютеры — не технологии?
— Джимми, я надеюсь, вы и условия помните, на которых даете нам деньги? А бытовые компьютеры — это детские игрушки. Я что-то пока не слышал, чтобы при вашем содействии переоснастили хоть одно крупное предприятие по-настоящему современным оборудованием. Полагаться на вас было бы непростительной глупостью, даже идиотизмом.
Вошла Даша.
— Извините, по делам бегала. Давайте-ка стол придвинем к дивану, — распорядилась она.
Дискуссия замерла. С полчаса царило беззаботное радостное оживление: провозглашали тосты, закусывали, хвалили кулинарное искусство хозяйки, шутили.
Но вот все наелись, и мужчины снова стали оценивающе присматриваться друг к другу.
Зоя наклонилась к Даше и едва слышно сказала ей:
— Мне кажется, Володя слишком жестко спорил с вашими гостями. Может, намекнуть ему, чтобы поделикатней был с ними?
— Не надо. Они хотели что-нибудь остренькое — пусть наслаждаются. Витьку моего за три дня совсем затюкали. Пусть маленько и сами поёрзают.
— Ладно. Тогда не буду мешать ему. Смотри, они уже как на борцовском ковре к сшибке готовятся.
Начал Филдс.
— Мы не договорили, — обратился он к Володе. — Как я понял, вы не удовлетворены ни нашей помощью, ни происходящими в стране переменами.
— Еще как не удовлетворен.
— И что же вас не устраивает? — придвинулся ближе Семен Викторович.
— Мне не понравилось, что мою страну разорвали на лоскуты, как шкуру прирученной, а потом из бахвальства прирезанной оленихи, упившиеся до беспамятства браконьеры. Кстати, это и есть одна из причин так называемых «революционных», а по сути анархических преобразований в экономике.
Некрасов сложил руки на груди.
— Вы намекаете, что такая держава могла рухнуть из-за какого-то решения трех подвыпивших мужиков? — саркастически прищурился Семен Викторович.
— В роковые минуты истории все возможно. А сговор этих князьков — удар исподтишка, предательский удар.
— Володя, не будьте пессимистом, — сказал Семен Викторович. — Поверьте, страна уже поднимается.
— Угу. Из положения лежа — на четвереньки, — добавил Володя.
Джеймс улыбнулся.
— А вы бы хотели, чтобы ничего не менялось?