— Вовсе нет. Добрые перемены никому не вредят.

— Уверен, он уже завтра хотел бы жить в Ольховке как в Америке, — кивнул в сторону Володи ухмыляющийся ростовчанин, — без потерь и огорчений. Угадал?

— Вот уж нет. Чего-чего, но американский образ жизни мне особенно не по душе. И, кстати, американская мечта меня тоже не вдохновляет.

У американца лишь на мгновенье приподнялись брови, зато лицо его друга приняло вызывающее выражение.

— Вы считаете, что мечты наших народов имеют принципиальные различия? — спросил Филдс.

— Считаю. И вот в чем, — ударил пальцем по невидимой клавише Некрасов. — Мечта американца — выявить свои способности и таланты и, пользуясь ими, непременно разбогатеть. Русский же человек менее практичен и более сентиментален. Поэтому, обнаружив свой дар, он, как правило, старается возвысить его до творчества и, развивая его, стремится не столько к выгоде, сколько к удовольствию доставить радость себе и людям.

Возникла пауза. Американец жестом пресек попытку ростовчанина перебить его.

— Владимир, вы желаете, чтобы Россия так и осталась вольной медведицей? — спросил Джимми.

— …худой, дикой и дурно пахнущей, — со вкусом добавил Семен Викторович.

Володя с веселым изумлением посмотрел на него.

— Кажется, на одного американца стало больше…

— Не надо острить, — с кислой гримасой на лице отмахнулся Мохов-старший. — Я совершенно не разделяю причину вашей неприязни к Америке. По моему убеждению, у русских сейчас просто нет почвы для недоверия к ней. Она уже не раз оказывала нам свою бескорыстную помощь.

— Угу. У корысти всегда рожа бескорыстна, — заметил Владимир. — А моя нелюбовь, Семен Викторович, легко объяснима. В отличие от вас, я не забыл, что развалом моей страны и всей этой кровавой смутой мы обязаны не только нашим недоумкам, но и цэрэушникам.

— И хорошо, что помогли! — чуть ли не подпрыгнул ростовчанин. — Можно сказать, нам повезло! Крупно повезло! Наше общество стало гораздо открытей. Раньше, например, пригласить кого-нибудь или съездить, скажем, во Францию было не легче, чем попасть в отряд космонавтов. Или не правда?

— Правда. А точнее, часть правды, которую вы захотели принять.

— Ну, допустим. Но ведь теперь никаких проблем: пожалуйста, езжайте. И все благодаря тому, что мы вступили на путь демократии. И заметьте, Америка в числе первых протянула нам руку. Кстати, вспомните ее историю: скольким беженцам она стала родиной? Нет, что ни говорите, а США — поистине колыбель демократии! — с неуместным пафосом закончил оппонент Некрасова.

— Да кто же не знает, с чего начиналась Америка? — сказал Володя. — Судя по всему, дух былого авантюризма еще не выветрился у нее. Если она — колыбель демократии, прибежище изгнанников и талантов, так пусть и живет по этим принципам. А не старается с маниакальной настойчивостью уложить в свою люльку всех без разбора и потом бороться с искушением кого-нибудь укоротить.

— Это в вас говорит военный, — продирижировал пальцем Семен Викторович.

— Возможно. Но русский военный.

— Владимир, — американец нервно щипнул свой ус, — вы же понимаете, что моя страна как реальный гарант демократии просто обязана лезть в драку. Такова природа, если хотите, тактика поведения любого вожака, будь то звериной стаи или человеческого сообщества.

— Кстати, о зверях, — оживился Володя. — Америка у меня давно уже ассоциируется с одним своеобразным мифическим животным.

— И с каким же, интересно?

— Боюсь, вам это не слишком понравится.

— Ничего, я не изнеженная девка. Говорите.

— Добро. Только хочу напомнить — это мои личные ассоциации.

— Хорошо-хорошо. Так с кем же?

— С вепрем.

— С вепрем? — с удивлением переспросил американец.

— Да, — улыбнулся Володя, — с диким клыкастым кабаном.

— О-о! — оскорбленно воскликнул Джимми. — Какие у вас странные представления о моей стране. Не вижу ничего общего.

— Это с непривычки. И все-таки согласитесь, вепрь — очень опасный хищник.

— Владимир, это уж слишком, — стиснув зубы, заметил Семен Викторович. — Создаётся впечатление, что вы глумитесь над патриотизмом нашего гостя.

— Ничуть. Я, как вы понимаете, не дипломат, поэтому и говорю, что думаю, без обиняков. Если, конечно, это оскорбляет ваш тонкий слух, давайте говорить о погоде.

— Нет-нет, — запротестовал Джимми. — Я предпочитаю острый диалог. Мне не все приятно слышать, но я переживу это. И мне важно знать, о чем вы на самом деле думаете в России. Развивайте свою мысль, Владимир, не стесняйтесь. Я тоже буду откровенен, обещаю.