Желая показать жителям Рима, что участие в Ювеналиях – дело почетное, Нерон выразил готовность лично выступить в состязаниях певцов и музыкантов. Но чувствуя неодобрение со стороны некоторых наиболее консервативно настроенных сенаторов, которые никак не могли примириться с тем, что в руках римского императора не меч, а кифара, перенес свое выступление на день закрытия игр, причем решил спеть вне конкурса и для узкой публики в садах своего дворца.

Тщетно пытались Сенека и Бурр отговорить его от этой причуды. Нерон стоял на своем.

– Разве постыдно, – говорил он, – вступить в соперничество с самим Аполлоном, искуснейшим музыкантом и покровителем певцов? Не случайно этот величайший из богов Олимпа изображается с кифарой в руках. Не хотите же вы сказать, что Апполон делал что–то недостойное бога?

И вот, тщательно настроив кифару, Нерон появился перед публикой. На случай каких–либо беспорядков предусмотрительный Бурр привел с собой преторианцев с центурионами и трибунами. Среди слушателей находилась группа молодых римлян, главным образом всадников, в обязанности которых входило аплодировать императору. Прозванные впоследствии августианцами, они выделялись статностью и наглостью. Эти дюжие молодцы сделались вскоре постоянной свитой императора; повсюду его сопровождая, они восхваляли его музыкальные дарования и красоту голоса. Их легко можно было узнать по густым волосам, холеным рукам и великолепной одежде. Со временем число августианцев достигло пяти тысяч.

Как и следовало ожидать, пение Нерона завершилось триумфом.

В следующем, 60 году в связи с пятилетней годовщиной своего вступления на престол Нерон объявил новые игры, которые назвал Нерониями, установив справлять их раз в пятилетие. Неронии включали в себя состязания музыкантов, атлетов, возниц, а также поэтов и ораторов. В те дни многие римляне облачились в греческие одежды, чтобы во всем чувствовался греческий характер празднества. Незадолго до Нероний были открыты новые бани и гимнасии, где каждый сенатор и всадник мог даром пользоваться маслом для умащения тела. Это был подарок императора.

Сторонники римских традиций были в очередной раз скандализированы.

– Что за зрелище без гладиаторских боев? – возмущались они. – К чему эти греческие моды? Что хорошего можно ждать от изнеженного и развращенного народа? Какое чувство, кроме отвращения, может вызвать у порядочного человека танцующий и поющий мужчина?

Приблизительно в те же дни октября в Помпеях состоялось гладиаторское представление, в котором приняло участие два отряда бойцов, один – из самих Помпей, другой – из соседнего города Нуцерии. Почти сразу сражение переместилось с арены в зрительные ряды. Началось все с обмена взаимными оскорблениями между болельщиками из Нуцерии и местными жителями, затем пошли в ход камни, и, наконец, схватились за оружие. В итоге представление вылилось в массовое побоище, завершившееся гибелью большого числа взрослых и детей. Немало людей, получивших тяжелые телесные увечья, было доставлено в Рим. Помпейцам было запрещено ближайшие десять лет устраивать какие–либо зрелища, а организаторы игр и виновники беспорядков были наказаны ссылкой. Но даже эта трагедия, унесшая множество человеческих жизней, не смогла поколебать закоснелых ревнителей римской старины в их предубеждении против Нероний.

– Это новшество императора не угодно богам, – шептали они на площадях и улицах Рима. – Не ждите от Нероний ничего хорошего. Вот увидите, без эксцессов не обойдется.

Но все опасения оказались напрасны: игры прошли на удивление спокойно.

Нерон выступил на играх как кифарист и получил награду, которой был очень тронут: спустился в орхестру, преклонил колена и велел отнести венок победителя к подножию статуи Августа.

Среди соревнующихся в ораторском искусстве победителя не выявили, и судьи решили объявить победителем принцепса, хотя и не принимавшего участия в этих состязаниях. Нерон с благодарностью принял и эту награду.

В соревновании поэтов победителем был признан Марк Анней Лукан. Он был на два года моложе Нерона, но уже прославился как талантливый поэт. Впрочем, многие восприняли решение судей с иронией, потому что победа Лукана была предопределена заранее. Кто же другой мог получить награду как не племянник Сенеки? К тому же сочинение, которое он декламировал, называлось «Похвала Нерону».

Нерон и сам писал, причем много и увлеченно. Из–под его пера выходили сатирические стихи, лирические поэмы, драматические композиции. Ему принадлежали сочинения мифологического и эротического содержания. Но больше всего его влекла эпическая поэзия. Он мечтал стать для римлян новым Гомером и уже взялся за монументальный эпос о восьмисотлетней истории Рима. Широкой известностью пользовалась его поэма о гибели Трои и божественном происхождении римлян. Вполне возможно, что поэзия была его истинным призванием и, если бы он посвятил себя только стихам, он смог бы стать хорошим элегическим поэтом. Но судьба распорядилась иначе, и в историю Нерон вошел как один из самых жестоких и разнузданных императоров Рима.

Светоний, державший в руках рукописи сочинений Нерона, обнаруженные им в императорских архивах, свидетельствует: «Он обратился к поэзии, сочиняя стихи охотно и без труда. Неправы те, кто думает, будто он выдавал чужие сочинения за свои: я держал в руках таблички и тетрадки с самыми известными его стихами, начертанными его собственной рукой, и видно было, что они не переписаны с книг или голоса, а писались тотчас, как придумывались и сочинялись, – столько в них помарок, поправок и вставок».

Глава двенадцатая. Под покровительством богов

В последний день Нероний в небе над Римом появилась комета. Поскольку незадолго перед смертью Клавдия жители столицы так же наблюдали над своими головами «хвостатую звезду», многие из них сочли это божественным знаком, предвещающим смену властителя, и, как будто Нерон был уже свергнут, начали открыто обсуждать кандидатуры его преемников. Чаще других звучало имя Рубеллия Плавта, правнука Тиберия. Мы уже встречались с ним на страницах этой книги. Это был тот самый Плавт, за которого Агриппина якобы собиралась выйти замуж чтобы сделать его императором вместо Нерона. Тогда его спасли мужество Бурра и твердость Агриппины. С тех пор он вел жизнь замкнутую и незаметную.